Deadlock

Амплуа дурака

«‎Нет спасения тому, кого любят без взаимности, ибо над чужой страстью ты уже не властен и, когда хотят тебя самого, твоя воля становится бессильной... Только что ты еще был свободен, принадлежал самому себе и никому ничем не был обязан, и вот внезапно тебя подстерегают, преследуют, как добычу, ты становишься целью чужого, нежеланного желания. Потрясенный до глубины души, ты знаешь: теперь днём и ночью кто-то ждёт тебя, думает о тебе, тоскует и томится по тебе. Хочет, требует, жаждет тебя каждой клеточкой своего существа, всем своим телом. Спишь ты или бодрствуешь — где-то в мире есть теперь существо, которое беспокойно ожидает тебя, ревниво следит за тобой, мечтает о тебе. Что толку, если ты стараешься не думать о том, который думает о тебе, что толку, если ты пытаешься ускользнуть, — ведь ты принадлежишь уже не себе, а ему».

Тэхён умеет делать вид, что ничего не произошло. Он абсолютно точно знает, как вести себя в ситуации, когда твой начальник хочет тебя в свою постель: у него несколько вариантов вежливых отказов и увёрток, иногда хватает обычного «нет». Иногда. А иногда, как сегодня утром, ровно на следующий день после разговора с господином Чоном, Тэхён впервые не знает, как именно он должен себя вести. Отказаться? Подумать и отказаться? Сделать вид, что подумал, а потом отказаться? Сразу отказаться вежливо? Ключевое слово во всех мыслях – отказ. Его и правда не прельщает перспектива стать чьим-то партнёром: ты – мне, я – тебе, все счастливы, по словам господина Чона. Тэхён, неспешно приглаживая волосы и укладывая их на левый бок, пришёл к нехитрым умозаключениям: ему предложили сделку. Ты – мой, я – не факт, что твой, но что-то очень близкое к этому. Ты владеешь моим домом, моими людьми, моими деньгами, а я – тобой. О каких отношениях идёт речь? Какие год-два, какая, бога ради, любовь? Кажется, они оба из этого выросли, оба взрослые люди, понимающие, что любовь – это то, что не длится вечно. Не у таких, как они. Да, Тэхён – скептик. Да, он не верит ни единому слову, услышанному вчера, не верит в чужие благие намерения, но он ведь и не должен, не так ли? Ему ничего не обещали – всего лишь вывалили предположительный план, как будто написанный на коленке в перерывах на обед, потому что всё, что вчера было сказано господином Чоном, звучит абсурдно. Странно, глупо, по-деловому, с кучей неясностей, сюжетных дыр в чужих словах. Отношения так не строятся. И пускай Тэхён скептически настроен по отношению к Чону, пускай вчера на один короткий миг он подумал, а что было бы, доверься он этому человеку? А что было бы, согласись он? Насколько глупо выглядели бы попытки строить с ним отношения? Пускай. Он ведь действительно представил, действительно подумал, и чем дальше уходили мысли, тем хуже ему становилось: история в его голове повторялась. Вот он счастлив, вот он снова влюблён, вот в один прекрасный день ему показывают его место, передают в чужие руки, и он снова ни с чем. А разве может быть иначе? Тэхён не знает других раскладов: он никогда не принимал участия во взаимной любви. Он надевает глаженную с вечера рубашку, потуже затягивает галстук, не забывая о зажиме, и замирает перед зеркалом. Оттуда на него смотрит человек с давно потухшим взглядом, но уверенная в себе, сложившаяся личность. Человек, который некогда вытворял всякие глупости: по молодости красил волосы в красный, бил в школе стёкла, связывался с плохими компаниями, веселился до утра, не думая влюблялся. У Тэхёна ведь тоже было детство, и оно было хорошим по-своему. Когда-то он смотрелся в зеркало и видел парня, лопающего пузыри из жвачки; видел парня, который носил кожаные куртки и рваные штаны, идя против наставлений старшего брата; видел парня, который злоупотреблял алкоголем, зато был увлечён музыкой до сумасшествия. Тэхён за свою жизнь был всяким. Сколько масок он перемерил, скольким людям смог угодить, только вот что из этого – он? Он хмурит брови и накидывает на плечи пиджак. В конце концов, какая разница? Он знает, кто он есть сейчас: Ким Тэхён, дворецкий для влиятельных людей, их правая рука, поддержка, опора, может быть, человек, который слишком сильно хочет быть кому-то нужным. Тэхён болезненно морщится, не успевая остановить мысль. Сжимает челюсти, не давая себе осознать, о чём только что подумал, избавляется от ненужного, выкидывает хлам. Это ведь его работа? Сегодня он не в духе, однако же никто и подумать не может, что с ним, идеальным слугой, может быть что-то не так. Только Адель во время подготовки к последнему совместному с семейством Квон обеду дёргает его за штанину и говорит: — Ты грустный потому, что я уезжаю? — она хлопает своими большими глазищами, пока Тэхён хлопает своими в ответ. Грустный? — Я не грустный. Сосредоточенный. — У тебя лоб вот так, — она хмурится со всей силы. — А рот вот так, — и пихает пальцы в рот, чтобы потянуть уголки вниз. Тэхён вяло усмехается. Если Адель считает его грустным, она просто ещё не видела Даниэля. Мальчик, кажется, совсем расклеился: ходит сам не свой, вяло отвечает на все вопросы, молча выполняет указания, не возникает. Существует где-то поблизости, как будто ему абсолютно всё равно на все те взгляды, которые должны предназначаться ему, а не дворецкому. Взгляды за завтраком, обедом – потому что у господина Чона сегодня первый выходной. Он решил проводить гостей лично, на радостях скинул все дела на секретаря. Тэхён честно молился за Чимина. После были взгляды и за прощальным ужином, который пришлось организовать на несколько часов раньше, потому что билеты на самолёт уже были куплены. Тэхён всё замечал. И взгляды господина Квона, его неприязнь вперемешку с какой-то тоской, было ясно: он отрекается. Ему больше не нужны разговоры, не нужен Тэхён, который, по его мнению, предпочёл кого помоложе и неженатого. Тэхён сегодня не мог улыбаться госпоже Соён, взял все чувства под контроль, молча следовал приказам. Кофе? Значит, кофе. Вино? Значит, вино. В любой другой день он бы наверняка посоветовал не употреблять перед полётом, но госпоже Соён захотелось выпить напоследок – немного поднять себе настроение. Вещи давно собраны, машина готова, до выезда осталось каких-то полчаса. Тэхён следит за временем, чтобы гости вдруг не опоздали, не думает о том, что и вечер Адель, и встреча с бывшими конкурентами были действительно устроены ради него. Вернее, не так. Что Квон в самом деле решил, вернись он в бизнес, у него станет больше шансов вернуть... Вернуть что? Тэхёна? Не годится: у Данхёна семья. Вернуть его в свою постель? Похоже на правду. Тэхён бы ни в жизнь себе этого не простил – вернуться к прошлому, быть в отношениях с женатым мужчиной, врать в глаза его жене, нянчить при этом его ребёнка. Настолько, выходит, его не уважают. И сейчас его по-прежнему не уважают, одним лишь взглядом обвиняя за связь с начальником, которой, вообще-то, нет. Этот взгляд Тэхён игнорирует, как игнорирует и прикосновение господина Чона к его запястью, когда он ставит перед ним чашку кофе. Хочет касаться его у всех на виду – хорошо, как ему будет угодно. Сегодня Тэхён всего лишь кукла, которая слепо следует указаниям: у него отдых от самого себя и мыслей, гложущих ночами. Он не успевает отойти, как Адель пихает ему в руку бумажку и смущенно улыбается. Убегает к матери, залезает на колени и прячет лицо у неё на плече, пока Тэхён безразлично разглядывает открытку, на которой кривым, но старательным почерком выведено его имя. — Это что такое? — улыбается Соён, обращаясь к дочери, а Даниэль, сидящий по правую руку от господина Чона, вяло смотрит в раскрытый лист. — Я вырасту, и мы поженимся, — Адель смотрит на Тэхёна, который разглядывает рисунок: примитивные человечки с палочками-ручками, головами-кружочками, их имена. Тэхён, Адель в платье, Даниэль и дражайшая кошка. Благо персонажи подписаны: без этого Тэхён вряд ли бы понял, кто есть кто, только вот что на рисунке забыл Даниэль – вопрос.