Бесчувственные сердца (ЛП)

Глава 15.

Ари
День за днём

— Дай мне салфетку, — кричу я, прижимая к груди котёнка.
Мой новый котёнок, которого я приютила на прошлой неделе, когда решила, что на самом деле собираюсь начать жить, как старая дева-кошатница, даже не просыпается. Он даже не вздрагивает, когда я начинаю задыхаться от нехватки воздуха, и через секунду из меня вырывается ужаснейшее рыдание, которое сотрясает всё моё тело, и я начинаю реветь.
— Я не могу, — стонет Пайпер, сидя рядом со мной.
Я вытираю глаза о шёрстку своего малыша и шмыгаю носом, моё сердце продолжает разбиваться на всё более мелкие кусочки.
— О Боже, это так тяжело. Почему это всегда так тяжело? — произношу я, задыхаясь.
— Я больше не могу. Не могу, Ари. Это был последний раз.
Дуайт вскакивает на диван, смотрит на нас и тут же спрыгивает, явно решив, что мы слишком неуравновешенны, чтобы он продолжал терпеть наше присутствие. Джим, мой новый малыш, замечает это и выпрыгивает из моих рук. Я слышу, как шипит Дуайт, прежде чем через мгновение раздаются звуки их беготни.
— Нет, — кричу я, возвращая внимание к экрану телевизора. – О, нет!
Пайпер хватает меня за руку и крепко сжимает её, и мы вместе в тишине — ну, за исключением нашего громкого плача — смотрим душераздирающий момент, в котором жена Марка Грина находит его мертвым. Наши переживания по поводу того, что эта смерть навсегда будет самой удручающей на всём телевидении, заставляет нас рыдать.
— Зачем нам нужно было снова смотреть этот сезон «Скорой помощи»? — кричу я на Пайпер после окончания эпизода.
Мы только что закончили плакать над титрами после того, как в финальных сценах были показаны некоторые из наших любимых персонажей, которые покинули шоу и появились на похоронах доктора Грина.
— Нам нужно вернуться к предыдущему сезону и посмотреть эпизод, когда у Кэрол родились близнецы, — я протягиваю руку, хватаю салфетку и сморкаюсь. — Это уймёт боль. Плюс в этой серии до сих пор присутствует Марк, так что мы сможем притвориться, что ничего из того, что мы только что посмотрели, на самом деле не произошло.
— Ни за что. В последний раз, когда ты смотрела эту серию, мне пришлось целую неделю слушать твои стенания о том, что Дуг должен был появиться во время родов, давая понять Кэрол, как он её любит, потому что именно так должна была разыграться их сказка.
— Ну, он должен был! — спорю я, бросая салфетку в огромную кучу на полу у наших ног. Или точнее то, что осталось от кучи, потому что коты очень гордятся своей работой, разрывая каждую салфетку в мелкие клочья. — Сценаристы действительно всё испортили. У них была возможность подарить зрителям самый эпичный романтический поступок. Я нутром это чую! Дуг должен был ворваться в палату — точно в нужное время, должна добавить, — поблагодарить Марка за то, что он был рядом, пока его не было, а затем поцеловать Кэрол. Они могли бы придумать сценарий того, как она вернёт заявление и проведёт последние две недели в округе, прежде чем соберёт вещи и отправится в Сиэтл, где они будут жить долго и счастливо.
— А как бы мы тогда углубились в мучительную любовную судьбу Луки Ковача?
— Даже не говори мне про Ковача, — невозмутимо отвечаю я. — Мне всё ещё горько, что он так долго не понимал, с кем ему суждено было быть, — я могла бы продолжать говорить часами о персонажах «Скорой помощи», которых люблю.
— Не могу поверить, что позволила тебе уговорить меня посмотреть этот сезон.
Я игнорирую её, зная, что она не имеет это в виду. В любом случае, это была её идея начать восьмой сезон. Она продолжала настаивать, даже когда я напомнила ей, что восьмой сезон — это тот самый сезон.
Мы убираем беспорядок из салфеток, закусок и напитков, накопившихся за последние полтора дня. Когда Пайпер заявилась вчера с таким количеством нездоровой пищи, которое мы едва могли съесть, и обещанием позволить мне посмотреть всё что угодно, мне даже не нужно было долго думать. Я выбрала «Скорую помощь», она выбрала этот сезон, и мы потеряли субботу (и большую часть воскресенья), катаясь на американских горках эмоций, вызванных этим сезоном.
И вот мы снова в реальном мире.
— Я выйду на работу в понедельник, — говорю я, возвращаясь из кухни и направляясь к дивану с пылесосом, чтобы убрать крошки, оставшиеся после нашего киносеанса.
— Ты уже говорила это, — отвечает она. — Уверена, что готова?
— Да. Спасибо, что прикрыла меня. И... — добавляю я, останавливаясь и смотря на неё, чтобы она увидела искренность в моих словах, — что дала мне время.
— Это помогло?
Я пожимаю плечами и возвращаюсь к уборке, позволяя мягкому жужжанию пылесоса заполнить тишину моего молчания. Мы почти не говорили о том, как я провела последние две недели с тех пор, как она, по сути, разбудила меня. Не потому, что я скрываю это от неё, а потому, что до недавнего времени я даже не понимала, где мысленно нахожусь.
— Ну?
Встав с корточек, я поворачиваюсь к ней лицом.
— Я больше не нахожусь в состоянии эмоционального срыва. Так что, я бы сказала, что помогло.
— Это хорошо. И?
— Что и? — увиливаю я.
— Эм... как насчет остального?
Я ухожу, возвращая пылесос в прачечную рядом с кухней.
— Ари, я не сказала ни слова с тех пор, как ты попросила меня дать тебе время. Я держала рот на замке, когда ты позвонила после его сообщения и настояла на том, чтобы отправить ему чек курьерской службой. Я не сказала ни слова, когда ты попросила меня к чеку прикрепить бумаги. Я держала свой рот на замке и сдерживалась, чтобы не сделать больше, чем просто проверять тебя в течение первой недели. Я даже пошла против своего здравого смысла и ничего не сказал ему, когда он появился в магазине, пытаясь найти тебя. И я дала тебе время, пока ты не сказала мне, что готова — что ты, кстати, неоднократно делала с тех пор, как я появилась в эти выходные, — и сейчас ты расскажешь мне, через что тебе пришлось пройти за эти действительно две долгих недели.
— Я работаю над этим. Над нашими отношениями с Торном. Серьёзно, — знаю, что это не совсем то, с чего, по её мнению, я должна была начать, но уверена, что это большая часть того, что она хочет знать.
— Звонки возобновились? — спрашивает она без всякой необходимости, так как видела его имя на моем телефоне, когда он звонил вчера вечером.
— Ты же знаешь, что да.
— Хорошо, тогда тебе не кажется, что эта ситуация с ним уже давно должна была выйти на первый план? Как я поняла, тебе понадобился день, чтобы отшить его. Даже два. Затем шёл день за днём, ты отправила ему этот чёртов чек, и я уже начала сомневаться. Прошло уже две недели, а он всё ещё звонит, а ты всё ещё его отшиваешь. Тебе придётся в конце концов увидеться с ним, когда приедешь к нему, чтобы проследить за упаковкой того небольшого состояния, которое ты у него купила. Итак, скажи мне, когда ты планируешь... разобраться со всем этим?
Я вздрагиваю. Когда слышу, как она всё это выкладывает, мне становится только хуже. Я могла бы всё испортить, потратив столько времени и наговорив ему всякой ерунды, но это нужно было сделать. Это было необходимо. Если я потеряю его до того, как у меня будет хоть один шанс заполучить его, что ж, это моя вина. Самое меньшее, что я могу сделать, это найти его, чтобы поблагодарить за то, что он был катализатором моего исцеления.
— Он звонит каждый вечер в одно и то же время, — признаюсь я, глядя в окно и продолжая шептать. — Как по часам. Это началось спустя два дня после того, как он получил чек. Он больше не оставляет голосовых сообщений, но каждый его звонок сопровождается смс: «Мы ещё не закончили». Вот, что я получила после того, как прошла первая неделя. Теперь я могу читать это сообщение и осмысливать его миллионом разных способов. Мы ещё не закончили... спать вместе? Мы ещё не закончили... с нашим пари? Мы ещё не закончили... нашу деловую сделку? — я пожимаю плечами. — Но, как я уже сказала, он никогда не посылал сообщения и не оставлял ничего другого на автоответчике, поэтому я не уверена, что «Мы ещё не закончили» означает для него. Три дня назад он начал добавлять обратный отсчёт к этим трем словам. Сначала в конце было «три». Вчера был «один». Я думаю, если он не захочет что-то изменить, то либо сегодня вечером будет «ноль», либо что-то ещё. Честно говоря, я не позволяю себе думать о том, что произойдёт, когда он досчитает до нуля, или о том, что это может означать.
Раздаётся звонок в дверь, и Пайпер закатывает глаза, явно раздраженная.
— Еда приехала, — говорю я, слабо улыбаясь и пожимая плечами.
Затем обхожу диван, чтобы открыть дверь, но останавливаюсь, когда Пайпер поднимает руку.
— Нет, ты останешься здесь и подумаешь о том, что еще тебе стоит мне рассказать, когда я вернусь. Я серьезно, Ари.
Она топает, покидая мою гостиную. Я теряю её из виду, когда она поворачивает за угол и идёт по коридору к входной двери. Что она хочет, еще услышать? Я знаю, что облажалась, когда позволила своему молчанию так затянуться. Я должна извиниться перед ним за это, а также за то, что сбежала, и тогда, возможно, если он простит меня, ну... тогда посмотрим, что мы будем делать после. Но я знаю, что попытаюсь. Постараюсь получить его прощение. Попробую двигаться дальше. Попробую подпустить его поближе.
То, как в те выходные, когда я сбежала от него, когда молча умоляла родителей дать мне знак и получила его, привело меня на путь, по которому я бродила последние две недели. Может быть, глупо считать, что это был знак, но не успела я попросить о нём, как мой телефон грохнулся на пол, а когда я подняла его, он завибрировал в моих руках, демонстрируя имя Торна на экране.
Чётко и ясно.
Знак.
Я оставила его, убегая в ужасе, но этот знак дал толчок моим последним двум неделям. С того дня в моей голове было больше ясности, чем когда-либо за всю мою жизнь: появилось желание стать лучше той, кем я была. Даже если не получу его, я знала, что мне нужно делать, чтобы действительно двигаться дальше.
После почти года молчания мой психотерапевт с радостью принял меня обратно с распростертыми объятиями и пониманием. После первого посещения — на следующий день после того, как я сбежала от Торна — мы наметили курс ежедневных визитов и план интенсивной терапии, которая привела меня туда, где я нахожусь сейчас. Думаю, если он нечто большее, чем просто мужчина, подтолкнувший меня к исцелению, то в подтверждение этого, должно случится что-нибудь ещё. Если он пришёл в мою жизнь лишь для того, чтобы показать, чего мне не хватает, то это будет отстойно, но я с этим справлюсь. Теперь я знаю, что достаточно сильна.
— Ари.
Я роняю пульт, резко поворачиваясь, и почти теряю сознание, когда вижу его — Торна — стоящего в моем доме.
Как тебе такой знак?
— Заткнись, — бормочу я, не нуждаясь в том, чтобы мой внутренний голос начал говорить мне: «Я же тебе говорила».
Он прищуривается.
— Не ты, — тороплюсь я, когда понимаю, что он сужает глаза, потому что услышал меня. Как унизительно.
Он осматривает комнату, уверена, пытаясь найти здесь кого-нибудь еще. Ну, если он не собирается расспросить по этому поводу, то и я не признаюсь, что разговаривала с голосом в своей голове.
— А где Пайпер?
— Я ухожу, — отвечает моя лучшая подруга, протискиваясь мимо впечатляющего мужчины, стоящего в коридоре. — Увидимся в понедельник. Если что-то изменится, и тебе понадобится больше свободного времени по какой-то причине, дай мне знать, и я открою магазин. Если это по какой-то другой причине, забудь, что знаешь мой номер, и можешь открыть магазин сама. Кстати, ужин едет со мной. Я голодна и взволнована. И я заслуживаю его больше, — она хватает свою сумочку с кофейного столика, всё ещё сжимая в руке коробку с пиццей, и поворачивается, чтобы посмотреть на Торна. — Удачи тебе, здоровяк.
А потом она исчезает.
— Ты плакала, — говорит он.
Его лицо невозмутимо, но эти потрясающие сине-зелёные волшебные глаза выглядят почти... обеспокоенными.
— Ерунда, — отмахиваюсь я от него.
— Если бы это было ерундой, ты бы не плакала из-за этого.
— Как ты узнал, где я живу?
— Что заставило тебя плакать?
Я вскидываю руки и закатываю глаза.
— Если хочешь знать, я смотрела сериал.
— Сериал? Сериал заставил тебя так выглядеть?
Мой глаз дёргается, и я поджимаю губы.
— Это был грустный сериал.
— Понятно, — отвечает он. Однако, судя по его недоверчивому выражению лица, ему явно не «понятно».
— Как ты узнал, где я живу?
— Почему ты бросила меня?
— Торн, — растягиваю его имя.
— Почему. Ты. Сбежала? — повторяет он.
Я не отвечаю, вместо этого пристально смотрю на него. Он хорошо выглядит, впрочем, я не удивлена. Тёмные джинсы, достаточно потёртые во всех нужных местах, чтобы вы знали, что он не заплатил за них, чтобы они выглядели так. Серая футболка плотно облегает грудь и руки. Короткие рукава подчеркивают его ярко разукрашенные мускулистые руки. Когда добираюсь до его лица, я не тороплюсь, даже не заботясь о затянувшейся тишине.
Он не побрился, что делает его ещё более впечатляющим. Его губы ещё больше выделяются на фоне темной щетины. Его глаза улавливают мои, когда я добираюсь до них, изучая его. Мой взгляд быстро проскальзывает мимо, избегая их напряжённость. Длинные волосы на макушке не уложены так, как в те выходные, когда я умоляла его взять меня, вместо этого они непослушно падают на лоб. Точно так же, как это было, когда он вошёл в «Тренд», сняв свой шлем.
Когда я смотрю в его глаза, снова обращая на них своё внимание, я замечаю, каким усталым он выглядит. Моё дыхание ускоряется, подстраиваясь под быстрый ритм моего сердца.
— Почему ты ушла? — спрашивает он снова. Его глубокий голос грубый, но пронизанный чем-то, что я не могу уловить.
Он звучит почти... уязвимо.
Именно из-за этой лёгкой уязвимости я, наконец, чувствую, как напряжение в моих плечах исчезает, и уже через секунду мои губы шевелятся, моё прошёптанное признание заставляет меня чувствовать уязвимость, которую я слышала в его голосе, ударяя прямо в грудь.
— Потому что я боялась.
— Чего?
Он не двигается. Я на мгновение задумываюсь, хочет ли он обнять меня так же сильно, как я хочу, чтобы он обнял меня. Я качаю головой, позволяя всему, с чем я смирилась и через что прошла с моим психотерапевтом, сохранять силу.
— Тебя, — признаюсь я.
— Но почему?
Мои плечи поднимаются, я готова пожать ими, потому что не знаю, как выразить всё остальное словами. Я не хочу пугать его, когда мы и так едва стоим на ногах из-за моего исчезновения.
— Почему? — снова спрашивает он, повышая голос.
Я качаю головой.
— Почему? — рявкает он, всё ещё не двигаясь, и заставляет меня подпрыгнуть.
— Потому что! — кричу я в ответ. — Потому что! Потому что я никогда не чувствовала подобного раньше, Торн! Потому что я провела с тобой одну ночь и проснулась с чувством, что мне нужно немедленно убраться подальше от этих чувств, пока я не пострадала!
Его голова дёргается назад, как будто я физически ударила его.
— Ты думаешь, я мог причинить тебе боль?
— В то время да. То, что я знала об этой боли прежде, научило меня, что всякий раз, когда кто-то заставляет тебя чувствовать что-то, особенно такое сильное чувство, это всегда заканчивается только болью.
Вспышка понимания появляется на его лице.
— Мне хватило боли на всю жизнь, Торн. Поэтому я сбежала. Я не горжусь этим, и мне жаль больше, чем ты можешь себе представить, но это всё, что я могла тогда сделать.
— Ты не единственный человек, который чувствует боль, Ари. Извлеки уроки из этого дерьма и учись на них.
— Я научилась. Я поняла, что не стоит открываться чему-то большему, если это возможно.
— Тогда ты не черта ничему не научилась.
— Прошу прощения?
Он крадётся ко мне, его длинные ноги преодолевают это короткое расстояние в половину быстрее того, сколько потребовалось бы мне.
— Я знаю, что такое испытывать боль. Я испытал такую боль, какую сам дьявол не решился бы причинить своему злейшему врагу. Ты не единственная, кто чувствует, каково это зализывать раны и сильно обжечься. Я знаю это и всё равно, проснувшись в то утро, я был готов принять эту боль, эти уроки и открыть себя для большего. Только я ожидал найти женщину, пробудившую во мне эту потребность, а её уже не было. Так скажи мне, Ари, какая боль заставляет тебя так бояться?
— Я не уверена, что готова к этому, — выдыхаю я, мой нос горит.
Я хочу обойти его, но останавливаюсь, когда он сжимает мою руку, осторожно притягивая меня к своему телу.
— Я думала, я была...
— Скажи мне.
Я закрываю глаза, прижимаюсь лбом к его груди и пытаюсь успокоиться медленными, глубокими вдохами. Его сердце колотится, биение учащённое и сильное. Он не спокоен. Он далеко не равнодушен. Я впитываю ощущение близости к нему, позволяя всему, что я узнала, сфокусировать свои мысли, используя инструменты с сеансов терапии.
— Ты проник глубоко в мою душу, — тихо признаюсь я. Другой рукой он обхватывает меня за спину, крепче прижимая к себе.
— В течение семи лет никто кроме Пайпер даже близко не касался того, что находится внутри меня. И ты не просто проник, Торн. Ты оказался глубже всех и начал заполнять пустоту внутри меня. Всего за одну ночь я почувствовала, что она становится меньше. За одну ночь.
— Ари, — говорит он громко.
— Ты сам этого хотел, Торн, — напоминаю я. Он хотел знать правду о моём исчезновении.
— Да, и до сих пор хочу. Почему ты испугалась того, что мне это удалось?
Я выдыхаю.
— Я почувствовала это через несколько дней после нашей встречи. Дней. Каким бы сильным не было это, я не могла позволить этому окрепнуть.
— Почему?
Просто скажи это, Ари. Сорви, как пластырь. Они больше не причинят тебе вреда. ТЫ отвечаешь за своё будущее.
— Семь лет назад я навсегда потеряла людей, которых любила. Двое из них были моими родителями. Ещё один человек — моя сестра. Был ещё один. Хотя, после тех выходных я знаю, что последний человек никогда даже близко не был к тому, чтобы заставить меня чувствовать себя так, как ты сделал это в ту ночь. А я носила его кольцо.
Он резко выдыхает со свистом, и я наконец набираюсь смелости поднять глаза.
— Несколько дней, Торн. Я почувствовала, что это произошло между нами всего за несколько дней. Каждый раз, когда я смотрела в твои глаза, то, что начиналось как простое влечение, перерастало в нечто большее. Если потеря моих близких почти убила меня, я даже представить себе не могу, что произойдет, если я позволю этому влечению приблизиться ко мне, позволю превратиться во что-то большее, только чтобы потом это отняли. Поэтому я сбежала.
— Ты просто бросила всё это, и даже не задержалась, чтобы посмотреть, что может случиться, если вместо того, чтобы это отняли у тебя, это влечение продолжало бы расти?
На этот раз я начинаю хмуриться. Я не ожидала, что он так хорошо поймёт, о чём я говорю.
— Да, я вижу, ты думала только о том, что в конечном счете между нами все испортиться. Ты не единственная, кто это почувствовал. Ты также не единственная, у кого есть прошлое, которое даёт повод думать, что всё может обернуться плохо. Тем не менее, я не спал всю ночь, держа тебя в своих объятиях, и вместо того, чтобы позволить этому дерьму победить, я заснул, желая рискнуть и посмотреть, что произойдёт, если мы продолжим строить нечто большее. Я проснулся, зная, что, если в конце концов потеряю всё, то, по крайней мере, это будет того стоить.
— Торн, всё не так просто.
— Ох, это именно так. День за днём. Тебе понадобится время понять то, что ты чувствуешь у себя внутри, будет продолжать ярко гореть. Ты не можешь просто взять и отказаться от этого. В конце концов, если всё пойдёт не так, как я думаю, как надеюсь, мы не потеряем друг друга. Ты не потеряешь меня. Это превратится во что-то другое, Ари. Я обещаю, что всё ещё буду рядом. Ты должна быть в моей жизни, я не сомневаюсь в этом. Но моя интуиция никогда не ошибается, детка. Я знаю, почему ты должна быть в моей жизни. И покажу тебе, почему я должен быть в твоей.
— За все эти годы я никого не подпускала достаточно близко, Торн. Я даже не знала, что значить приходить к чему-то день за днем, пока не сбежала от тебя.
Он наклоняется, очень низко, и когда его глаза оказываются на одном уровне с моими, говорит:
— И я не подпускал никого достаточно близко, чтобы узнать меня за всю мою чёртову жизнь, — его слова мягко слетают с его губ рядом с моими, так близко, что я чувствую его вкус.
Шок от его признания отражается на моём лице.
Он не двигается, продолжая наклоняться и искать встречи с моими глазами.
— Ты меня пугаешь, — напоминаю я. — То, что я начала чувствовать за эти дни, заставило меня бояться тебя.
— Ну, детка, ты меня тоже пугаешь. В ту ночь мой мир содрогнулся, и мне всё ещё хочется ухватиться за это обеими руками. День за днём, Ари. Позволь мне, и обещаю, независимо от того, как долго мы будем выяснять, я сделаю всё, чтобы убедиться в том, что ты не ощутишь боли.
Я сглатываю, громкий глоток эхом разносится по комнате. Когда наступает тишина, его прикосновение выжигает след на моей коже. Я не отвожу взгляда, пока моё сердце растапливает оставшиеся страхи. Даже после исцеления, которое пережила за последние две недели.
А затем я киваю.