Цель сокола: мозг и сердце

II. 20.2. Новые крылья

Есть три ловушки, ворующие счастье: сожаление о прошлом, тревога за будущее и неблагодарность за настоящее.

Аня знала, кто насиловал ее дверной звонок уже десять минут. Знала, что еще несколько ударов сильных кулаков и несчастная дверь слетит с петель. Все знала. Не знала лишь того, чего сама хотела на самом деле. Понимала, что надо открыть дверь, пока не стало поздно. Но не понимала, хотела ли этого.

Запуталась.
Испугалась.
Потерялась.

Девушка резко перевернулась на другой бок и, крепче накрыв голову подушкой, зажмурилась так сильно, что стало больно. А потом еще хуже, ведь эта чертова наволочка пахла им. Не поминая уже простыни и собственную одежду.

Еле слышное «уходи» вновь сорвалось с бледных губ вместе с отчаянием, но никто кроме нее самой не мог слышать этой жалостливой мольбы. Особенно Игорь, вновь затарабанивший в дверь.

Ей казалось, что это должно быть правильно. Правильно, что еще не открыла. Правильно, что не впустила в свою жизнь. Снова. И правильно, что уповает на разрешимость всего без своего же участия. Но это было лишь в голове. Мысли. Нелепые, наивные рассуждения. Надежды. На деле же обещания Грома расправиться с дверью становились с каждой минутой все внушительнее и настойчивее. И после очередного оглушительного удара, Соколова рывком подорвалась с кровати.

Она не умела делать правильно. Она была неправильная. Вся какая-то «не такая».

Как и он.

Да и капитан давно, безвозвратно одержима. Слишком им одержима.
Разучилась жить без него. Она дышала им и просыпалась ради его взгляда. Ради хриплого голоса над самым ухом, ненавистной щетины и огромных, горячих рук на талии. Ради карих, глубоких, невообразимо красивых глаз с такими милыми черными ресницами.

— Как ты меня достал!

Отворила дверь не в квартиру, а в сердце, и горько заплакала, зная, что давно ему проиграла.

— Сокол...

Майор медленно преступил порог, протягивая руки к испуганной, потерянной Ане. Его и только его Ане.

Ей было не отвертеться. Игорек уже поймал и крепко сжал ее в своих объятиях, поклявшись защищать до последнего вздоха. Зарылся носом в темные, родные пряди волос и пропал.