Только я перешагнул порог палаты, как меня накрыла дикая головная боль. Такая же, как в том холодном безжизненном здании. Голова начала трещать по швам. Боль перекрывала мысли, не пульсировала как обычно, а будто покрывала мозг саркофагом, не дающим думать. Хотелось закричать от ее невыносимости, но мое лицо не выражало этих эмоций, мне просто было нельзя.
В палате было пять человек. Я знал всех: отец мальчика Дмитрий - мужчина маленького роста, с большими голубыми глазами, которые в этот раз были опущены вниз. Он не хотел здесь находиться, не хотел, чтобы с его сыном еще кто-то разговаривал, но понимал, что это неизбежно. Все это промелькнуло в его ярких голубых зрачках, которые блеснули на солнце буквально на секунду, когда я заходил в палату. Алёна, его мать, напротив смотрела прямо на меня, в ее взгляде читалось негодование, даже немного ненависти, она тоже понимала, что даже после пережитого ее сыну придется нелегко. Родителей Матвея я часто видел в нашей школе, они принимали активное участие в ее общественной жизни. Мой сын ходил в эту школу, но был на год младше. Хотели быть ближе к ребенку. Или им просто больше всех надо. Рядом с мальчиком стоял психолог, с которым мне часто приходилось встречаться по долгу службы. Только маленькая девочка - сестра Матвея, имя которой я не помнил игралась сама с собой где то в углу. Ей повезло не понимать то, что происходило. И конечно, сам Матвей. Парень пошел в отца, он был небольшого роста, с большими голубыми глазами и густыми бровями. Кудрявые длинные волосы свисали почти до плеч. Но главную роль, как всегда, играл взгляд. Глаза приняли стеклянный облик, он будто сам не понимал, что происходит и смотрел сквозь меня этими пустыми ярко-голубыми кристалликами.
- Матвей, это дядя из милиции, - вдруг громко начала мать мальчика. - Ему нужно знать, что ты видел. Расскажи, пожалуйста, все подробно.
Все фразы были заранее обговорены с психологом, я это знал, поэтому просто покорно стоял с понимающим взглядом и не перебивал.
Матвею понадобилось около минуты, чтобы собраться с мыслями.
- Мы с Пашей пошли гулять, - протяжно, останавливаясь после каждого предложения мальчик начал свой рассказ. - Он предложил пойти на заброшенную столовую, туда ходят только крутые ребята, которые ничего не боятся. Мне пришлось согласиться, потому что я не хотел, чтобы он считал меня трусом. Мы добрались до места и остановились на первом этаже, чтобы обсудить что делать дальше. Вдруг, мы услышали топот лап собаки за углом и испугались, что она бежит за нами, что она нас загрызет. Мы разбежались в разные стороны. Он побежал вверх по одной лестнице, а я по другой. Я увидел его спину только на третьем этаже, когда он поднимался на крышу. Я не знал, бежит ли за нами собака и побежал за ним. Когда поднялся, у меня сразу голова заболела, я схватился за нее и так простоял какое то время. Когда обернулся по сторонам, Паши уже не было. Подошел к краю, а он на дереве висит. А дальше даже не помню ничего, как вниз спустился и что дальше делал.
На протяжении всего рассказа на его лице не шелохнулась ни одна мышца, будто его чем-то накачали.
- Ты видел хозяина собаки? - медленно и аккуратно спросил я. - Он поднимался за вами?
- Я больше никого не видел, а очнулся в углу на первом этаже. Никого и ничего не видел.
После этой фразы у Матвея по щеке прокатилась скупая слеза. Он будто злился и одновременно паниковал внутри, но на лице по-прежнему не было никаких эмоций.
- Хорошо, я понял. Больше не побеспокою, спасибо.
Я спешно удалился из палаты. Вслед за мной вышел отец мальчика.
- Вы же его больше не побеспокоите? Он и так многое пережил.
- Я очень надеюсь, что не придется. Сейчас пусть поправляется.
Головная боль начала отступать. Кто-то уже был на крыше? Или Матвей что-то недоговаривает? Или скрывает того, кого там увидел?
С этими мыслями я вышел на улицу и сел в машину. Нужно вернуться в участок, пообщаться с другим свидетелем.
