Мой любимый судья

Глава 7

Лалиса
Если бы лифт был стеклянный, от нас запотели бы все стены, от того, как мы целовались, болтали и заставляли друг друга смеяться, как подростки, кто знает как долго.
Чонгук — настоящий джентльмен, черт возьми. Я была готова к тому, что мою Д-карту пробьют в лифте — сколько людей могут так сказать? — но, с другой стороны, мне приятно осознавать, что, возможно, я первый человек, который рассмешил сексуального Чон Чонгука.
Увы, наше маленькое знакомство в лифте заканчивается слишком рано, так как пришло время готовиться к вечерней встрече с режиссером, который проинформирует нас о завтрашних съемках.
Мы с Чонгуком решаем, что для шоу будет лучше, если мы больше не попадем в гущу интерлюдий, как сегодня.
В тот вечер, после краткого производственного совещания по поводу завтрашнего дня хлеба, некоторые из конкурсантов пригласили меня присоединиться к ним в деревне и выпить. Я отказалась, так как никогда не увлекалась алкоголем. Кроме того, я не хочу отвечать ни на какие вопросы о моем глупом печенье или об очевидном флирте с Чонгуком.
Я не сомневаюсь, что сплетни быстро разлетаются.
Вместо этого я иду в свою комнату, сажусь на массивную кровать с балдахином и провожу следующие несколько часов, переписываясь с мамой и моей близкой сестрой Дахен. Дахен, которой двадцать один год, самая необузданная из нас пятерых и наименее требовательная к моим решениям.
Я рассказываю маме обо всем, кроме поцелуев. Она все еще очень настороженно относится ко всей этой ситуации. Ей я выкладываю все начистоту. Дахен целую вечность рассказывала мне свои собственные озорные истории, теперь пришла моя очередь. В ту ночь над океаном было очень много шума с обеих сторон.
В конце концов, я слышу, как прибывают другие конкурсанты и расходятся по своим комнатам. Еще через час или около того все затихает, так как на следующий день нам всем рано вставать.
Что касается меня, то я лежу без сна и прикасаюсь кончиками пальцев к губам. Может быть, они все еще немного припухшие от поцелуев? Возможно, я выдаю желаемое за действительное, что он оставил на мне свой след. Но, клянусь, я все еще чувствую, как его мужские руки обхватывают меня, крепко прижимая к себе, в то время как его рот разрушает меня. Я все еще могу чувствовать его, пробовать на вкус, обонять. Вижу, как его сексуальные морщинки у глаз улыбаются мне. Я одновременно купаюсь в счастье и тону в потребности в большем.
Я закрываю глаза и жду, когда усталость овладеет мной, но этого никак не происходит.
По крайней мере, предполагаю, что этого не происходит до тех пор, пока не просыпаюсь от чьего-то присутствия на моей кровати.
— Дева Мария на тосте, что ты здесь делаешь? — Я стараюсь не кричать и не разбудить всех. Вероятно, безнадежное дело, поскольку в этом месте все отзывается эхом.
Я слышу смешок.
— Знакомлюсь поближе с моей маленькой психованной пироженкой.
Конечно же, это Чонгук.
— С ума сошел? Это, должно быть, против правил.
— К черту правила, это мой дом. — Господи, помоги мне, почему, услышав его слова, я стала влажной?
— О боже, — выдыхаю дрожащим голосом.
Его толстые, грубые пальцы убирают волосы с моего уха. Его дыхание согревает меня в укромных местечках, совсем не рядом с тем местом, когда он шепчет:
— Но нам действительно нужно быть тише, любимая.
Я шепчу в ответ:
— Я не знаю, смогу ли быть тихой с тобой. Я так взволнована, что могу завизжать, как заколотый поросенок.
Он хихикает, затем игриво отчитывает меня.
— Занимательный образ. Что ж, мы не можешь этого допустить. Придется занять твой ротик.
Чонгук снова целует меня, но не так, как раньше. Наши первые поцелуи были нежными, игривыми и волнующими. Этот поцелуй — поцелуй влюбленного, и он согревает меня повсюду. Мои щеки горят, сердце бешено колотится, а лоно трепещет. Его язык погружается в мой рот, борясь с моим, когда он притягивает меня на себя.
Вот оно, Лиса. Это то, ради чего ты приехала.
Мы жадно целуемся, и я раздвигаю ноги, пока мои колени не касаются матраса по обе сторону от его бедер. Чонгук, может, и крупный по сравнению со мной, но он так удобно помещается у меня между ног. Он стонет мне в рот, когда я делаю то, что получается само собой: прижимаюсь к этому постоянно удлиняющемуся стальному стержню, упирающемуся в мой таз.
— Притормози, дорогая, мы еще не готовы к этому.
— Да, да, я готова, — шепчу я. — Мы готовы.
— Тебе придется довериться мне. Другого слова для этого не подберешь, но сначала мне придется, эм, растянуть тебя.
Я киваю, хотя в темноте он этого не видит.
— Я знаю. Это есть в книгах и… других вещах.
Он хмыкает в притворном удивлении.
— О боже. Какие неприличные книги читала моя будущая жена?!
Когда он произносит фразу «моя будущая жена», это вызывает сотню реакций в моем теле. Влажное тепло между моих ног, несомненно, означает, что я готова, независимо от того, насколько большим он себя считает.
— Я подготовилась к… встрече с тобой. Я знала, что мне нужно будет знать, как… как принять тебя. И доставить тебе удовольствие. Я кое-что читала, а иногда смотрела порно. Изучение похабных комедий моих коллег тоже не помешало.
Это вызывает низкий гул в его груди, когда он обхватывает мое лицо. Даже лежа подо мной, он владеет моим телом своим страстным поцелуем.
— Хорошая девочка. И что ты смотришь?
Я кусаю губу, не ожидая этого допроса.
— Эм, ну, я не знаю. Мне нравится смотреть много разных вещей.
— И ты кончаешь, когда смотришь много разных вещей?
Я качаю головой.
— Нет. Никогда. Иногда я в таком отчаянии, что это просто случается. Иногда во сне. Но никогда даже не прикасалась к себе. Я хотела, чтобы ты был первым.
Он замирает подо мной, руки задерживаются на спине. Интересно, не слишком ли много я сказала? Неужели я действительно больная из-за того, что так много сдерживалась только ради этого единственного мужчины?
Следующее, что помню, — я под ним, так легко, будто он переворачивает блинчик.
— Крошка, — говорит он, шипя мне на ухо, обхватывая рукой шею. — Ты слишком высокого мнения обо мне.
Это невозможно.
— Ты недостаточно высокого мнения о себе.
— Если бы ты только знала, чего я хочу от тебя…
— Я хочу включить свет, чтобы видеть тебя, — шепчу я.
— Нет, — строго говорит он.
Строгость в его голосе заставляет меня дрожать от желания и нервозности. Я не могу удержаться от смешка.
— Но ты такой красивый, я хочу посмотреть на твое милое личико.
Он рычит и отстраняется от меня, заставляя меня захотеть дотянуться до него и заставить вернуться ко мне.
— Я не красивый и не милый.
Я чувствую, как его вес смещается на матрасе, когда он садится. Что бы я отдала за то, чтобы он полностью овладел мной прямо сейчас, сделал меня своей, наделал столько шума в этом похожем на пещеру пространстве.
Я сажусь рядом с ним и рассматриваю его в тени.
— Чон Чонгук, я изучала тебя в течение многих лет. Я могу с уверенностью сказать тебе, ты великолепен и под этой грубоватой внешностью скрывается милое, мягкое сердце.
Он хмыкает.
— Не обманывай себя. Здесь нет ничего мягкого.
Раздается звук удара кулаком в грудь. Я протягиваю руку и накрываю его ладонь своей, затем провожу ладонью по тому месту, где бьется его сердце, отодвигая отвороты его халата.
— Я чувствую его, — говорю я. — Оно бьется там.
— Оно билось ни для кого и ни для чего, пока ты не появилась в моем саду прошлым вечером.
— Скажи мне правду, Чонгук. Почему я здесь? Почему я прошла?
Он сдвигается, поворачиваясь ко мне.
— Что ты имеешь в виду?
Фыркнув, я говорю:
— Да ладно. Я ужасный пекарь. Как я сюда попала?
— Держу пари, ослепительной улыбкой и настойчивостью.
— Прекрати, — говорю я. — Скажи правду, или я вышвырну тебя из этой постели. — Боже милостивый, не хочу выгонять этого мужчину из своей постели.
Он тяжело вздыхает и правда выходит наружу.
— Я видел твое видео с прослушивания. Я хотел с тобой познакомиться. Я убедился, что ты прошла. Я сказал им, не имеет значения, что было на твоей записи для прослушивания — ты нужна нам в шоу.
Моя рука все еще лежит у него, Чонгук обхватывает мое предплечье своей мускулистой ладонью. На секунду волнуюсь, что он собирается оттолкнуть меня, но вместо этого он сажает меня к себе на колени боком, как Санта Клаус. Он держит меня в своих больших медвежьих объятиях, в полной безопасности, его тепло проникает в меня. Я не знаю, как долго мы так сидим, уютно устроившись на горе роскошных подушек, целуясь, лаская друг друга и разговаривая, но я могу однозначно сказать — это лучшая ночь в моей жизни.
Мы целуемся так много, что теперь я точно знаю, что утром обнаружу распухшие губы. Наши руки исследуют столько, сколько можно исследовать, не снимая одежды. Впервые я чувствую, как мужская эрекция прижимается ко мне. Во всяком случае, с моего согласия. Я очарована и возбуждена, чувствуя, как он становится длиннее, толще и тверже каждый раз, когда я прижимаюсь к нему поверх пижамных штанов, но удивительно — и разочаровывающее — он отказывается продолжать этой ночью.
— Чонгук, — ною я. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты сорвал с меня пижаму и нафаршировал меня, как индейку на День Благодарения.
Он смеется, затем что-то ворчит и обхватывает ладонью мою грудь, поглаживая мой сосок, превращая его в твердый горошек через мою пижаму.
— Я предпочитаю рождественского гуся, а не индейку, любимая. А еще лучше, думай обо мне как о начинке для твоего сливочного рожка. Но не сегодня. Хочу, чтобы твой первый раз был особенным. Просто наберись терпения, осталось совсем чуть-чуть.