Слепая ревность ||D&J

Глава 8

Юля не знала, куда можно деться от пытливых глаз Дани. Её руки мелко дрожали, а внутреннее состояние было приближено к истерическому.
Всё пошло наперекосяк, совершенно не так, как она планировала. Если бы они рассказали всё раньше, Давыдова приняла бы всё, Юля была уверена.

Возможно, обижалась бы некоторое время, старалась игнорировать, чтобы успокоиться, но приняла бы. Потому что рыжая была самым понимающим человеком, которого когда-либо приходилось встречать Гаврилиной. И она заслуживала самого наилучшего в жизни, а не этой… грязи.

Блондинка корила себя за то, что так опрометчиво позволила себе отдаться Дане, но она была всего лишь влюблённым подростком, которому сложно держать себя в руках. Особенно рядом с человеком, который отвечает на твои чувства взаимностью. Тем не менее, ответственности с Юли это не снимало, и то, что Карина сейчас просто была опущена ниже плинтуса двумя близкими людьми – вина Гаврилиной.

Это она пришла разговаривать с Даней, зная, что собирается начать отношения с молодым человеком за спиной его девушки, её лучшей подруги.

Это она, словно накачанная афродизиаком, полезла к Милохину, не успев окончить важный разговор с ним.

Это она не смогла вымолвить и слова, когда из глаз Карины потекли слёзы.
Это она, в отличие от Дани, даже не попыталась остановить подругу, которая, всхлипывая, убежала из дома Милохина.

Юля чувствовала себя разбитой.
С раннего подросткового возраста она зачитывалась романами о любви и мечтала о своём первом сексуальном опыте, как о чём-то волшебном. Любимый человек, прохладные простыни, влажные поцелуи и крепкие объятия. И до одури хорошо, так, что хочется плакать от счастья.
Всё так и было. Даня любил её так трепетно, на чёртовых прохладных простынях, влажно целуя её шею и скулы. Кажется, даже хотелось плакать, когда блондин обнимал её за талию, прижимая спиной к своей груди, и шептал, что она самая любимая и желанная, и что ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Юля знала, что он не врал, но…

Она никогда и ни о чём так не жалела.

И от этого становилось ещё хуже.
Но ведь нельзя с улыбкой вспоминать о том, что принесло страдания твоему близкому человеку. А реакция Карины говорила сама за себя – рыжая была разбита и шокирована. Ещё бы.

— Юль, мы поговорим с ней, и всё наладится, слышишь? – Даня совершенно не хотел сейчас отпускать блондинку, но и останавливать её не собирался – бесполезно. Сейчас она винила себя во всех смертных грехах, и вряд ли позволила бы ему даже дотронуться до себя. – Ты знаешь, что рыжая меня не любит. Я это знаю. Теперь она знает, что мы с тобой неравнодушны друг к другу. Пойми, малышка, эта ситуация – мерзость, конечно, но вместе мы сможем это пережить. А с Давыдовой я немедленно поговорю, как и обещал.

— Хорошо, – Гаврилина всхлипнула, кинув расчёску в сумку, и принялась обуваться.

— Останься, а? – блондинка решительно помотала головой, и Даня нахмурился, сложив руки под грудью и опёршись плечом о дверной косяк. – Слушай, то, что рыжая узнала всё в такой неприятной форме, ещё не значит, что ты из-за чувства вины, должна замыкаться в себе и убегать от меня.

— Я не могу по-другому. Я чувствую себя такой грязной, что мне хочется спрятаться от всего мира, чтобы не запачкать всё вокруг.

Даня практически хотелось скулить от досады, но он заставлял себя держаться. Срываться сейчас было бы неправильно.

— Можешь, Юль. Давай всё обговорим, хорошо? Нужно всё осмыслить на свежую голову, а сейчас ты на эмоциях. Уже через десять минут эта ситуация покажется тебе не такой уж и отвратительной, я ведь тебя знаю…

— Нет, – твёрдо ответила она и повернулась к Милохину. – Ты ничерта меня не знаешь, Даня, и не смей сейчас меня убеждать, что всё в порядке! Карина ушла в слезах, и это только моя вина, и пока я сама во всём этом не разберусь, я не успокоюсь, – её голос звучал так надрывно, что бороться с желанием прижать малышку к своей груди и успокоить, казалось Милохину практически невозможным.

— Всё будет проще, если я буду рядом, – похоже, чтобы утирать слёзы с её щёк.

— Сейчас мне мерзко от того, что ты рядом.

Она ушла, оставив Даню в одиночестве. Где-то глубоко в сознании Милохин понимал, что говоря эти слова, Юля имела в виду совсем другое. Ей просто мерзко находиться рядом с человеком, из-за которого она предала лучшую подругу. Не потому, что ей противен блондин: её просто тошнит от себя самой, но слова Гаврилиной так глубоко зацепили что-то внутри, что Даня ещё долгое время не мог избавиться от тугого кома в глотке и липкого ощущения на коже. Словно облили грязью.

***

Карина совершенно не была удивлена, когда увидела Милохина у своего подъезда. Он сидел на лавочке, глядя в пустоту, очевидно, ожидая рыжую. Конечно, блондин знал, что в это время по вечерам она выходит выгуливать своего лабрадора. Это чудо с золотистой шёрсткой звали Сэм, и Даня души в нём не чаял, как и добродушный питомец в Дане.

Мгновенно натянув поводок до предела, Сэм подбежал к блондину, тычась мордочкой в колено сидящего парня. Милохин почесал за ухом пса и поднял глаза на Карину, которая выглядела на удивление спокойно.
Хотя Даня был уверен, что слёз она пролила немало, хотя бы потому, что чувствовала себя преданной вдвойне.

— Я поступил с тобой просто отвратительно, и я не отрицаю своей вины, – оттягивать разговор Милохин не видел смысла, потому сходу начал с главного. Что-то внутри умиротворённо затихло, когда, не говоря ни слова, Карина уселась рядом: рыжая не собиралась убегать от разговора, это не могло не радовать. – Я мерзавец.

— Согласна, – в её голосе не было равнодушия или сарказма. Она говорила как-то устало и разочарованно. – Ты спишь с моей лучшей подругой за моей спиной. Впрочем, вина Юли здесь тоже есть, если тебе от этого легче, – Даня мог понять поведение Давыдовой. Такое бывает: после длительных переживаний или истерики в какой-то момент наступает состояние апатии.

Сэм вилял хвостом и носился в разные стороны перед ребятами, насколько позволяла длина поводка, и, очевидно, совсем не понимал, почему любимая хозяйка и её вкусно пахнущий друг такие грустные, и совсем не хотят с ним играть.

— Мы занимались любовью с Юлей лишь раз, и ты застала нас именно в этот момент.

Брови рыжей поползли вверх, и она перевела взгляд на Даню.

— Занимались любовью? Я не ослышалась? – Карина и сама не понимала, почему не начинает плакать и обвинять Милохина во всех смертных грехах. Не кричит на него и не качает права. Не знала, почему сейчас ей так спокойно, хоть и до ужаса обидно оказаться обманутой. Но подсознательно она чувствовала, что их отношения с Даней уже изжили себя. Потому, наверное, сейчас кроме опустошения после часовой истерики она ничего не ощущалаб

— Я влюблён в Гаврилину, рыжая. И я не могу это контролировать. Я клянусь, я хотел тебе рассказать, но малышка бегала от меня, а мне так отчаянно хотелось сделать её своей, что я пытался даже давить на неё тем, что вызывал в ней ревность.

— Ко мне? Твоей девушке? – насмешливо протянула Карина, откидываясь на спинку лавочки.
Даня только кивнул, выдохнул и зажмурился.

— Мне было бы гораздо проще, если бы ты кричала на меня. Сейчас я чувствую себя ещё большим козлом, чем я есть на самом деле, – он зарылся пальцами в отросшие светлые пряди. – Прости, если сможешь, малышка. Я натворил дел, но уже поздно что-то исправлять.

— Как давно?

— С конца августа. На той вечеринке в доме Аверина я… поцеловал Юлю. И с тех пор мне словно крышу снесло. Оказалось, что она сама ко мне неровно дышит, – Дане всегда на удивление легко было разговаривать с Кариной, и сейчас слова сами лились из него бесконечным потоком. Словно исповедь. – Мы играли в кошки-мышки какое-то время, но сегодня Юля пришла ко мне домой, чтобы поговорить. Она сказала, что ничего не может с собой поделать, что эти чувства просто не дают ей покоя, и мы решили, что я поговорю с тобой сначала, скажу, что между нами всё кончено, а потом и она перед тобой извинится. Гаврилина чувствовала себя просто отвратительно, не представляю, каково ей сейчас.
Карина усмехнулась, глядя на морду Сэма, которую пёс положил ей на колено.

— Теперь я почти верю, что ты действительно влюбился. Даже сейчас, изменив мне, опустив себя вместе с Юлей ниже плинтуса в моих глазах, доведя меня до истерики, ты переживаешь за неё, а не за меня. Знаешь, немного обидно.

Милохину казалось, что хуже уже и быть не может. Случись это год назад, блондин плюнул бы на всё и вернулся к прежней жизни, но теперь он не мог не терзаться чувством вины. Рыжая не была очередной, и она не виновата, что не стала единственной. Но ведь он тоже не виноват. Мы не выбираем, в кого влюбляться.

— Я не чувствую перед тобой вины за свои чувства, тебе, как никому другому, известно, что мы не выбираем, кого любить, Карина, – Даня почувствовал, что Карина странно вздрогнула, и заметил, что девчонка на него покосилась. – Я виноват в том, что за твоей спиной наслаждался поцелуями с твоей подругой и даже посмел заняться с ней любовью. Это вышло из-под контроля, и я искренне прошу у тебя за это прощения. Я должен был быть честным перед тобой, и мне жаль, что я так облажался.

Даня заглянул в глаза своей уже бывшей девушки. Она смотрела на него озадаченно.

— Ты сказал о том, что мне, как никому другому, известно, что мы не выбираем, кого любить. Что ты имел в виду?

— Я думаю, ты меня поняла.

— Юля рассказала?

— Я догадывался ещё до того, но, кажется, Юля тоже как-то мне об этом намекнула. Впрочем, это ведь совсем неважно. Если честно, я буду только рад, если ты будешь счастлива с другим. Сама понимаешь, сделать тебя счастливой сам я не смогу.
Рыжая почувствовала, что порядком занервничала.

— Вряд ли я буду когда-нибудь с этим человеком. Впрочем, моя невзаимная влюблённость на расстоянии меня вполне устраивает.

— Не скажешь, кто это? – и, кажется, его любопытство сейчас было совсем не к месту, но блондин никогда не был равнодушен к этой девчонке. Просто сейчас его чувства скорее напоминали братские. А ведь старший брат должен переживать за чувства младшей сестрёнки?

— Ты будешь смеяться, потому я пока повременю с признанием, – Карина встала со скамейки и посмотрела на Даню сверху вниз. – Пошли, прогуляемся, Сэму пора в туалет, а около подъезда он не станет, он хороший мальчик.

Даня тепло улыбнулся.

Эта улыбка не сходила с его губ до самой ночи, потому что во время прогулки Карина сказала, что принимает его извинения. А ещё она пообещала постараться простить Юлю. Даня было это чертовски важно. Он знал, что Гаврилина ни за что не успокоится, пока не поймёт, что рыжая её простила. Милохин не хотел, чтобы его светловолосая кукла страдала.

***
— Юль, подожди, – Милохин уже не в первый раз сегодня пытался обратиться к Гаврилиной, но она каждый раз убегала. Просто кидала все учебники в сумку и быстро ретировалась из класса. Но в этот раз Дане удалось поймать её у входа в женский туалет.

Урок уже начался, и блондинка нарочито опаздывала, чтобы не пересекаться ни с Кариной, ни с Даней. На уроках она делала вид, что увлечена предметом, а в перерывы не попадалась им на глаза. Так ей удавалось избежать чувства вины перед Давыдовой и Милохиным, хотя бегать от проблем было весьма глупо.

Парень, моментально осознав тот факт, что Юля снова попытается сбежать, просто затащил блондинку в одну из закрывающихся кабинок женского туалета. Он не стал прижимать её к стене, просто встал напротив, тем не менее, между ними было всего несколько сантиметров.
Ресницы девчонки взволнованно затрепетали, а грудь стала вздыматься от глубоких вздохов. Она нерешительно подняла глаза на блондина, прикусив нижнюю губу. Его близость волновала, но от этого сбежать хотелось ещё сильнее.

— Даня, пошли на урок, и так опаздываем, – грубить ему совсем не хотелось. В любом случае, в том, что она погрязла в самокопании, нет вины Милохина.

Девчонка отвела глаза, глядя в пустоту слева от себя. Юля кожей чувствовала, как взгляд Милохина ласкает изгиб её шеи, и отчаянно пыталась подавить дрожь в своём теле.

— Я поговорил с Кариной, – Юля вздрогнула и снова повернулась к блондину. Её губы чуть приоткрылись, когда пальцы Дани заскользили по её щеке. – Мы не ругались, а спокойно всё обсудили. Конечно, ей тяжело, но она сможет меня простить. И тебя тоже, если ты, наконец, найдёшь в себе силы и поговоришь с Давыдовой. Она уже косится на тебя, как на психическую, – малышка попыталась опустить голову, но Милохин придержал её за подбородок.

— Я не готова, Даня. Я клянусь, мне так страшно, – она не могла опустить голову, потому просто прикрыла глаза, проваливаясь в спасительную темноту. – У меня внутри всё переворачивается просто, и живот сводит от волнения, каждый раз…
Юле не удалось договорить, потому что она была бесцеремонно перебита.

— Когда я нахожусь рядом с тобой? – низким голосом насмешливо спросил Милохин, прижимаясь своим лбом к её лбу. Играть в соблазнителя он умел искусно. – Могу сказать, что это взаимно, котёнок. Когда ты здесь, внутри меня словно что-то поднимается от удовольствия. И не только внутри…

Эти откровенные намёки были неуместны, но немного расслабляли Юлю, заставляли отвлечься, а именно это и было нужно блондину.

— Я не про это, Даня, – сердиться на него не было сил, все эмоции, казалось, она тратила на свои переживания. На те диалоги с Кариной, что разыгрывала в своей голове. – Каждый раз, когда я думаю о предстоящем разговоре с рыжей, у меня начинается истерика.

Даня чуть нахмурил брови и убрал пальцы с её подбородка. Он стоял всё так же близко, впрочем, не вжимая её тело в стенку кабинки.

— Не разочаровывай меня, девочка. Я всё ещё верю, что ты сильная, и будешь решать свои проблемы, а не пытаться от них убежать, – его губы дотронулись до её губ всего на мгновение, но этого было достаточно для того, чтобы по коже девчонки побежали мурашки. – Стараться ведь есть ради чего? Хотя бы ради того, чтобы я каждый день мог заставлять тебя стонать от моих поцелуев.

Даня покинул стены женской уборной в следующее мгновение. Ему не обязательно было видеть реакцию Гаврилиной, чтобы понять: его слова стали хорошим толчком к действиям. И он был прав.

Именно в этот момент Юля почувствовала в себе силы объясниться с подругой.