Буревестник

Глава 4. На балу...

Темнота вокруг ложилась на плечи маленькой девочки, заставляла скрутиться в маленький комочек. Черный шкаф сдавливал, заставляя прятаться в самый угол, за висящие вещи, которые казались длинными, щуплыми тенями, стоящими прямо над душой хрупкой малышки. Тени не сводили с нее свои голодные взгляды, поедали частями, медленно, растягивая свое лакомство. Наоми спрятала лицо в коленях, зажмурилась со всех сил, в глазах даже начали проявляться разноцветные капли: пятна, словно ты смотришь в калейдоскоп. Во тьме начал проявляться свет, тусклый, как от свечи. Показался длинный, широкий коридор. Под ногами расстилался блестящий лакированный пол, в котором можно было даже рассмотреть отображение больших люстр с потолка. В них горели десятки свечей, но не могли осветить даже часть коридора. Стены были завешены картинами неизвестных людей в золотых рамках.
По сторонам располагались два больших окна, завешенных красными шторками, но ни единый лучик света не попадал через стекло. Девочка продвигалась очень медленно, а цоканье её маленьких каблучков разносилось эхом. За поворотом показался свет, послышались весёлые разговоры, песни, смущённый смех девушек и уверенный, более звонкий, смех мужчин. Девочка завернула за угол, и обомлела: огромный зал, наполненный разным людьми, но все они выглядели роскошно, в пышных бальных платьях, с самыми разными причёсками, драгоценностями в волосах и на платьях, на их руках и шее. На каждую даму приходился один кавалер в черном костюме. Они о чем-то разговаривали, тихонько хихикать и прикрывали свои улыбки веерами. На фоне играла приятная мелодия.
Тут же девочка захотела вбежать в этот зал, познакомиться с этими людьми, но не могла выйти на свет, боялась выглядеть странно, поэтому шла неспеша. Она заметила на себе синее платье, ее любимое, с кружевными рукавами. Раньше оно было ей до щиколоток, но через время стало чуть короче. Наоми боялась, что в один день не сможет его надеть, или того хуже, оно порвётся по швам. Лишь от мыслей становилось грустно и не по себе. Ей не хотелось становиться еще больше, такой же большой, как взрослые. Жаль, что платье не могло расти вместе с ней. Обута она была в точно такого же цвета темнее туфельки и чуть светлее носочки. Ей нравилось расхаживать по коридорам и важно отбивать каблучками плитку, чтобы все обращали на нее внимание. Любимое платье свело на нет всю неуверенность, Наоми шагнула вперёд, к прекрасному балу, к тому, чем она так восхищалась и всегда хотела увидеть, но вдруг весь большой зал окутал слепящий свет, он становился все больше, ближе, весь праздник оказался поглощен им.
Дверцы шкафа распахнулись. Глаза ослепил яркий свет. Перед девочкой стояла высокая, полная медсестра, в белом халате и в шлепках с носками. Наоми фыркнула, увидев такой ужасный вид медсестры.
— Вот же, маленькое, противное создание! Почему я должна искать тебя по всей больнице?! — девушка схватила Наоми за руку и потянула так сильно, что послышался хруст маленьких ручек.
Девочка упиралась всеми силами, хваталась за одежду, за вешалки, за сами дверцы шкафа, но медсестра беспощадно тащила ее на себя, кричала, словно ещё немного, и она охрипнет, начнет кашлять, лицо ее покраснеет ещё сильнее, и она свалиться на пол, кашляя и задыхаясь.
Вытянув девочку из шкафа, медсестра, не ослабляя свою хватку, потащила ее по коридору больницы. Он был совсем не как в мечтах девочки. Лампы на потолке светили в глаза, все стены были белые, пахло мазями и уколами. У стен сидели какие-то неизвестные люди, перемотанные в грязные бинты, с мертвыми глазами. В них не чувствовалась жизнь, всего лишь плоть и кости без души. Наоми представляла себя на их месте в скором времени и ужасалась. Она больше не была одета в свое любимое синее платье, на ней была лишь белая сорочка, ее больше не манят балы, принцессы и принцы. Она такой же «живой труп», без эмоций и желаний.
Подобные мысли заставляли Наоми биться в истерике всю дорогу. Она била своими маленькими кулачками и ногами медсестру, визжала, словно ее ведут на смерть, упиралась ногами об скользкий пол и падала на него, хватаясь одной рукой за выступы белой плитки, за стулья и столы по дороге, за все, что только попадалось ей по пути. Со стороны маленькая девочка походила на бешенное шимпанзе, кричащее невнятные животные крики. Медсестра продолжала волочить ее по дороге, не обращала никакого внимания на нее, пока резко не остановилась. Она презрительно посмотрела на ребенка и, замахнувшись, ударила ладонью по щеке. Затем ещё раз, и ещё, пока лицо не стало совсем красным, пока не начали появляться красные пятнышки, похожие на сыпь. Девочка старалась спрятать лицо, отвернуться, уткнуться в свое плечо, но сильная хватка медсестры не давала этого сделать. По щекам перестали катиться слезы, больше не было детского крика, не слышались отчётливые шлепки по лицу. Настала пугающая тишина, но шум в голове Наоми не прекращался. Ее же плач отдавался эхом в голове, такой отвратительный, жалкий, что пугал ее саму.
Женщина в халате ухмыльнулась, что-то довольно про себя сказала и развернулась дальше к коридору, продолжая тащить ребенка за собой. Вдруг рядом с ней послышался тихий мужской голос:
— Почему столько шуму в поздний час? — мужчина непонимающе посмотрел на маленькую зареванную девочку, а затем на ее «няню».
Женщина одним рывком повернулась к мужчине и уставилась на того в ужасе. Она открывала рот, пытаясь произнести слова, но запиналась на каждой букве:
— Отец, вы не говорили, что придете так рано! — няня улыбнулась ему во все зубы, но у девочки эта улыбка вызвала лишь отвращение. Мужчина ответил ей такой же отвратной улыбки, и они поняли друг друга без слов. Их поняла и маленькая девочка.
Высокий мужчина с русыми короткими волосами, от которого всегда вкусно пахло. Наоми видела его лишь пару раз и считала, что он лучше всех притворялся хорошим человеком. Он милее всех улыбался и никогда не кричал, не давал ей оплеуху и не заставлял есть больничные помои. Иногда задавал ей непростые вопросы, какие никогда взрослые не задавали маленьким детям, так как считали их еще слишком глупыми, но девочка всегда честно отвечала на них.