В инеевых цветах

Пролог

 L'ame n'a pas de sex.

Январь, 2005

«Человек даже при жизни не остаётся одноликим. Он созерцает, созидает и грезит. Грезит днями и ночами и взращивает внутри себя эти самые грёзы, покуда у грёз не появляются свои настроения. Разносторонние, полярные. Пожалуй, противоречащие ему самому. Рвущие его душу на части».

Вспоминаю слова Графа спустя пару месяцев. Ненавижу себя, что отнеслась к ним снисходительно, как к пустой метафоре. Возможно, если бы я его тогда услышала, то сразу бы всё поняла. Но уже поздно об этом думать.

Вьюга утихла. Звонит вечерний колокол. Вокруг мрачные ели, как в Туонеле, и сосны в плену берёз. Когда я смотрю наверх, чтобы понять, откуда сыпет — с деревьев или неба — начинает кружиться голова. Снег налипает на ботинки, ноги устают. Временами опираюсь на трость. Дыхания не хватает, перестаю бежать. Спина под отцовским свитером в испарине. Расстёгиваю, спускаю с плеч куртку. Иногда оглядываюсь. Идут ли за мной? Не идут.

По правую руку маячит ранняя луна. Хочется верить, что кто-нибудь присматривает за мной. Кто-нибудь, скажите, чего мне ожидать? Что мне делать с этим, с орудием убийства или же убийств? Спрятать. Закопать. Нет — лучше утопить. Отмыться бы самой от этой тайны, трагической недосказанности. Сбросить бы тяжесть цепей бремени.

Но луна молчит и скрывается за тучами. Побег от грёз в зимнем лесу — всё это уже как будто было. Как в том сне, что приснился мне в последнюю ночь ноября...

Апрель, 1993

Мне пять лет. Щурюсь в окуляр калейдоскопа и вижу янтарный витраж с золотыми бусинами. Они приводят меня в восторг. А сегодня на рассвете мы впервые с папой идём на озеро рыбачить в лунке.

Мы сидим втроём за кухонным столом и пьём липовый чай. Он слишком горек даже с сахаром. Не понимаю напутствий о его полезности от тёти Маши в прощальном письме, которое она приложила к «южным гостинцам». К ним крёстная также отнесла грецкие орехи и каменный майский мёд.

Болтаю ногами, привлекаю внимание Орешка. Кот, мурлыча, трётся об пятки. Стараюсь не засмеяться. Мама шикает. Давлюсь чаем, закашливаюсь. Папа вздрагивает, ставит кружку на стол и говорит мне одеваться.

Калейдоскоп кладу в карман шубки, натягиваю на штанины сапоги. Мама туго завязывает на мне красный вязаный шарф. Но я ослабляю узел, как только наш дом скрывается за еловыми ветками. Хрустит выпавший ночью снег. Ноги заплетаются в сугробах. Шарф теряется. Не понимаю, где и когда. Молча соплю и волочусь за папой, который, как Дед Мороз, несёт длинный странный посох.