В инеевых цветах

Глава 7. Невезучая собака

Сентябрь, 1893

Перед тем как меня сморит дремота, я успеваю сменить платье на чайное, и это занятие отнимает последние силы. Засыпаю на коленях у постели, сминая в объятиях влажную от дождя и грязи амазонку. Комнату пропитывает запах соснового леса. Я принесла его на себе: в одеждах, в мокрых волосах.

С первого этажа доносится игра ксилофона, как звучание забытого сна. За окном вечерний сумрак и свежо после дождя.

Зажигаю свечу. С лестницы слышу вдобавок к мелодии оживлённые голоса. Среди них проскальзывает смех папеньки. Спешу спуститься.

— Это симфонион Мюллера, Сергей Николаевич, — говорит отец, облокотившись о спинку кресла, на котором расположилась Мари. — Он играет музыку не так хорошо, как умеет это ваша сестра, но вещь богемная, сто́ящая.

В центре зала на столе разместили музыкальный ящик. Симфонион украшен резными из красного дерева цветами и позолотой. Внутри откидной крышки гравюра — купидоны в облаках. А под ними кружится металлический диск, просеянный нотами, как решето. Замедляясь, он останавливается. Музыка умолкает. Папенька заводит ручку, и всё играет по новой.

В комнате была растоплена печь, и здесь собрались все Бартеневы.

— Это... что-то чудесное, — оглядываюсь на отца.

— Это подарок Николая Петровича, чтобы дождливые вечера не коротать в скуке.

— Вы так великодушны, — обращаюсь к графу. — Но по какому поводу?

— Лиленька, девочка моя, — он заправляет в трубку табак, — если б вы только знали, какая здесь глухомань ночами без надлежащего досуга.

— Быть может, в этой глухомани что-то есть своё, чего мы давеча не встречали.

Оглядываюсь на растянувшегося на тахте Сергея.

— Эх и всё же, — отвечает граф, — здесь заняться особо нечем. Ни одного питейного заведения, ни одного клуба. Попросту ни души. Нет, быть может, как сказала бы Настасья: для меня это и к лучшему. Вот только других благ в этих деревнях не водится. Вот зайти б к аптечнику, занемог — а нет его. Поделом мне эти уездные имения, одна морока от них.

Затянувшись дымом, он шаркает туфлями к окну.

— Нет, ну что вы, чудесная глухомань, — навеселе подхватывает за братом Мари. — До Петербурга не столь долго. И компания... прелестная.