Ты моя вещь || Слово пацана

Глава 3

Дома всё было так, как он себе представлял. И радость бабушки, осыпающей его благодарностями, и её крепкие объятия, и сияние потускневших глаз. Не хватало только одного, чего-то такого необходимого, но почему-то отсутствующего – его собственных чувств. Внутри всё будто покрылось мутной плёнкой, сквозь которую долгожданное событие ощущалось притуплённо. На место ожидаемой радости пришло непонимание, которое решено было оставить при себе. Незачем портить вечер, пугая бабушку своими странностями, ей хватило уже того, что он вернулся домой побитый. А с тем, что внутри он разберётся сам, наедине с собой и...

Взгляд крепко вцепился в сверкающее покрытие подошвы, ещё не заржавевшей и без единой царапины. Блестела манко, притягательно и волнующе. Мише на миг показалось, что в такой идеальной отполированной поверхности он видит своё отражение – вот он, растрёпанный, раскрасневшийся после зимнего мороза, еле дышит, глядя на себя через то, к чему он так долго стремился, – но сталь, разумеется, ничего не отражала.

– Его же теперь ещё и включить надо. Испытать! Помоги-ка мне, Миш.

Голос бабушки звучал глухо, он её почти не слышал, но отчего-то прекрасно понимал, что она от него хочет. Тут же кинулся выполнять её просьбу, схватился за шнур. От кончиков пальцев пробежал короткий разряд тока. Кисть забила мелкая дрожь, приятная, но до одури пугающая, как если бы он прикоснулся к чему-то запрещённому, неестественному, ненормальному. Ставший в горле ком перекрыл доступ к кислороду. Миша тяжело сглотнул. Лучше не стало. Он чувствовал как стремительно приближается к обмороку, чувствовал, как разжимаются пальцы на шершавом шнуре утюга. Крепче стиснув зубы, он бросился на колени к стенке и быстрым, но точным движением вставил вилку в розетку.

С замиранием сердца он обернулся, глянув на утюг. На корпусе загорелась маленькая лампочка.

– Включился, Миш, заработал! – чересчур восторженно воскликнула бабушка.

Работает.

Губы Миши дрогнули. С тех пор, как переступил порог квартиры, он впервые улыбнулся. Не с фальшивым смущением, а искренне. Быстро поднявшись с пола, он подошёл ближе к гладильной доске, которую разложил ранее. Потянулся рукой к утюгу, к подошве, и тут же одёрнул её.
– Ты чего это? Мало тебе синяков, ещё и пальцы прижечь удумал? – по-доброму запричитала бабушка.
Миша пожал плечами, скрывая за беспечным жестом страх быть раскрытым. Как будто его едва не поймали с поличным за недозволенным действом.
– Да я же аккуратно. Ну, чтоб проверить, вдруг не нагревается. – ещё одна смущённая невинная улыбка и он снова протянул руку к утюгу.
Прохлада металла бегло пропадала под его пальцами, сменяясь приятным теплом. Миша бережно провёл ими по поверхности сверху-вниз. Кажется, именно от его нежного касания утюг стал нагреваться ещё сильнее, точно взаимно наслаждаясь им. Миша не торопился отстраняться. Терпел, даже когда сталь начала болезненно жечь подушечки пальцев.
– Нравится... – прошептал он, сам не понимая, к кому обратился.
– Ай? – не расслышав, бабушка чуть наклонилась к нему. Только теперь он почувствовал, как сильно обжёгся. Виду не подал, лишь сжал руку в кулак и потёр пальцы о ладонь.
– Нравится, говорю! Хороший утюг. – закивал Миша.

Когда стрелка настенных часов перевалила за полночь и во всех окнах дома погас свет, Миша украдкой унёс утюг в свою комнату.