BORN TO DIE

Там, где Дьявол начинается, там и есть она. Любовь.

— Видно, кто Римом правит, — проходя в залу, где столы были накрыты всякой всячиной, кубки были наполнены вином, а тарелки ломились от еды. Произносит с улыбкой Хосок, замечая статую, сделанную в виде Дьявола, с которым позиционируют Чон Чонгука.

— Не удивлюсь, если прибуду погостевать в Эдем, а у тебя весь дворец в Зверях будет, — имея в виду статуи, отвечает ему Чонгук, присаживаясь за своё место, а рядом возле него садится и Хосок, напротив их находит себе место Юнги, перед этим долго ожидая братьев, когда они наговорятся о личном и пройдут на ужин в залу.

— Хватит мериться клыками и когтями, вы оба кровь любите и мясо, поэтому одинаково хищники, — Юнги принимает от беты ещё подносы с едой и рукой показывает ему, чтобы он уходил и больше здесь не светился, что касалось и других тоже.

— Один из этих хищников самца уже себе отобрал в свою пасть, правда, Чонгук? — Хосоку интересно уже увидеть того, кто душу Дьявола заполнил собой и заставил думать лишь о любви, а не о правительстве. Чон попивает вино, изящно смотрит на Чонгука, который гордо на брата лицезреет, собой гордится за то, что сумел полюбить и влюбить омегу в себя.

— Ты ему уже рассказал о Тэхёне? — улыбается Юнги, смотрит довольно на Чонгука, который медленно болтает вино в кубке, пробуя его, чувствуя кислоту во рту, которая приятно по глотке поплыла, а Хосок на Юнги внимание переводит, когда имя этого омеги услышал, то на спинку стула откинулся, располагаясь удобно, расплываясь в улыбке, представляя в своей голове образ омеги, которому принадлежит это имя — Тэхён.

—Тэхён, значит? — прикусывая губу, привлекая этим внимания брата, заманчиво произносит Чон Хосок, мечтая уже увидеть это Солнце, которое для Дьявола взошло.

— Закатай губу, — видя в брате, что тот похотью плывёт, по лицу его читая, что дурное думает и зубы точит, Чонгук не даст никому своё, того, кого лишь он касаться должен, кого он целовать и ласкать имеет право. Все другие — пыль в его глазах, которые мешают свет увидеть Чонгуку.

— Ну что же ты, братик, когда это было, чтобы я на твоё зубы точил? А слюни мои текут от омег, которые напротив танцуют, они у тебя и правда лучшие из всех империй, — наблюдая за движениями омег, которые в красивых нарядах танцуют под мелодию арфы, на которой тоже играет омега.

— Разве у тебя нет любви, Хосок? — хмурится Юнги, всматриваясь в глаза брата, не видя там того, что у Чонгука, но наивно верит в то, что любовь есть, только Чон скрывает это, чтобы не показывать свою слабость, ведь любовь самых гордых на колени ставит, а один с таких владык уже с опущенной головой у ног любимого омеги, который сломал его грубость.