Скрытые желания/5

глава 17

Сквозь сон мне кажется, что за мной кто-то наблюдает, и я мгновенно просыпаюсь. Мне даже не нужно открывать глаза, чтобы понять, что это Сальваторе.
— Который час? — бормочу я.
— Три часа дня.
Боже, его голос пагубно влияет на мой полусонный мозг. Глубокий и сексуальный, вызывает у меня желание зарыться под одеяло и просто впитывать звук его баритона. Не слова, а тембр. Интересно, во время секса его тембр становится еще ниже? О нет, я не собираюсь прыгать в эту кроличью нору.
Я несколько раз моргаю, а затем открываю глаза и вижу, что Сальваторе прислонился плечом к дверной раме, рукава его черной рубашки закатаны до локтей, а две верхние пуговицы расстегнуты.
— Ты проверил ребят?
— Да. Они в порядке. — Он смотрит на Курта, который свернулся калачиком на подушке над моей головой. — Ты знаешь, что твой кот спит, положив хвост тебе на лицо?
— Да он с самого начала так делал. Я пыталась заставить его спать у изножья кровати, но ничего не помогает.
— Попробуй еще раз.
— Зачем?
— Потому что когда ты переедешь в мою спальню, я не хочу, чтобы кот спал на моей кровати.
— Я не планирую спать у тебя.
— А я планирую, Милена.
Сальваторе уходит, а я сжимаю бедра вместе, презирая себя за желание проводить каждую ночь в его постели.
В памяти всплывает эпизод в лифте и то, как приятно было прижиматься к его телу, чувствуя его твердый член. Вспоминая, как подавила стон, мне становится не по себе. Я изо всех сил стараюсь не поддаваться желанию побежать за ним и прыгнуть в его объятия. И иду в ванную, чтобы вымыть волосы.
Подняв ручную душевую лейку, направляю струю воды на клитор и ввожу палец внутрь. Наслаждение захлестывает меня, и, дрожа от удовольствия, представляю перед собой Сальваторе, его палец во мне взамен моего собственного, и со стоном кончаю.
* * *
За поздним обедом пишу сообщение Бьянке, спрашиваю, что у нее нового. Я также пытаюсь позвонить Андреа, но она не отвечает. Сальваторе нигде не видно. Вероятно, он либо спит, либо сидит в своем кабинете, замышляя месть ирландцам. Покончив с едой, отправляюсь в лазарет, чтобы проверить раненых.
Кивнув дежурной медсестре, убирающей в шкафчик лекарства, иду к Алессандро, который лежит на кровати у самой дальней стенки палаты. Он прокручивает ленту на телефоне, но когда я подхожу, опускает устройство.
То, как он буравит меня взглядом, крайне тревожно. Словно он анализирует каждое мое действие и реакцию. Я вижу по его взгляду, что он готов ко всему, и заметила, что он так поступает со всеми. То, как он наблюдает за людьми с таким пристальным вниманием, пугает.
Однажды я встретила похожего на него мужчину, ветерана войны, который вернулся из своей пятой командировки из Афганистана, с почти таким же взглядом в глазах. Он вел себя так, словно все еще находился на вражеской территории, готовый сражаться с повстанцами, скрывающимися за каждым углом.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю, проверяя его капельницу. Он не отвечает, а просто смотрит, как я заменяю пакет с физраствором и делаю запись в карте у изножья кровати.
— Хорошо, — наконец говорит он.
— О. — Я театрально хмурюсь. — Он может говорить.
Алессандро одаривает меня очередным мрачным взглядом, затем берет телефон и продолжает листать. Я закатываю глаза и направляюсь к соседней кровати.
Я как раз меняю повязку на бедре Паскуале, когда телефон в моем заднем кармане вибрирует. Вероятно, звонит Андреа, поэтому я пропускаю звонок и продолжаю перевязывать рану. Однако как только звонок прекращается, то начинается снова. Я закрепляю повязку и достаю телефон. На экране высвечивается имя Сальваторе.
— Ты. Где? — выкрикивает он, как только поднимаю трубку, его голос смертельно тих.
— На одиннадцатом этаже. А что?
Он вешает трубку. Что-то случилось? Я собираю медицинские принадлежности и несу их в другой конец комнаты. Пока кладу неиспользованные бинты в шкаф, дверь справа от меня с грохотом открывается, и в комнату заходит Сальваторе. Я никогда не видела, чтобы он выходил из пентхауса без протеза или в безупречном костюме, но сейчас на нем только треники и он опирается на костыли.
Судя по удивленному выражению лица Паскуале, это не обычное явление. Как только Сальваторе находит меня взглядом, то ковыляет в мою сторону. Он не останавливается, даже когда подходит почти в плотную ко мне, и я отступаю назад, пока не упираюсь в стену.
— Сальваторе? — Я смотрю ему в лицо.
Его глаза сужены, дыхание учащенное, а ноздри раздуваются.
— Я искал тебя, но тебя не было на месте, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Ты никуда не уходишь из пентхауса, не поставив меня в известность.
— Но я спустилась на этаж ниже.
— Неважно.
— Я что, пленница?
— Нет. — В его глазах едва сдерживаемое безумие. — Мне нужно знать, где ты находишься в любое время.
Какая глупость.
Он ожидает, что я буду ставить его в известность всякий раз, когда захочу выйти из квартиры? Но вижу, он предельно серьезен.
— Почему? — спрашиваю я.
— Потому что я так хочу. Ты закончила?
— Я хочу проверить, как там Кармело.
— Илария придет позже. Она позаботится о нём. Пойдем.
Я качаю головой и следую за ним к лифту. Он ничего не говорит, пока мы добираемся до пентхауса. Его странному поведению нет объяснения. Я иду позади него, когда он направляется в свою спальню, и останавливаюсь в дверях.
Сальваторе садится на кровать и развязывает узел на левой штанине треников. Он натягивает материал и тянется за протезом, прислоненным к стене. У него уходит много времени на то, чтобы его надеть. Намного дольше, чем следовало бы. Закатать подкладочный рукав — тот еще подвиг, когда у него только одна полностью функционирующая рука, потому что ткань постоянно выскальзывает из пальцев. Я задумалась, почему он не надевает протез вечером, после того как примет душ. Наверное, слишком хлопотно делать это дважды в день.
— Что-то происходит? — спрашиваю я.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты настаиваешь, чтобы я давала тебе знать каждый раз, когда выхожу из пентхауса. Ты ожидаешь, что ирландцы могут попытаться проникнуть в это здание?
— Ирландцы тут ни при чем. — Он ругается, когда фиксирующая прокладка снова выскальзывает из его пальцев. — И никто не может проникнуть в это здание.
— Тогда почему? Думаешь, я сбегу?
Он не отвечает, но продолжает возиться с протезом. Надев его, он встает и подходит ко мне, кладет руку мне на шею.
— Ты можешь попробовать убежать, — говорит он и поднимает мою голову, — но я буду каждый раз тебя ловить, Милена.
Он все еще без рубашки, и то, что так близко ко мне, вносит сумятицу в мой и без того запутанный разум. У парня, черт возьми, восемь кубиков на прессе. Как я могу притворяться равнодушной, глядя на его живот и пересчитывая каждый кубик? Я думала, что подобное — миф.
— Не мог бы ты надеть рубашку?
— Нет. — Он делает еще шаг вперед, заставляя меня отступить назад. Скользит рукой по моей шее вниз, пока не останавливается на спине. Крошечные волоски на моей коже поднимаются, и мурашки покрывают все тело.
— Торе?
— Да? — Еще шаг, за ним еще один, пока я не упираюсь спиной в стену коридора.
— Почему ты всегда загоняешь меня в угол? — спрашиваю я, пытаясь отвлечься от мыслей и не прижать ладони к его груди. — Тебя это заводит или что?
— Может быть. Почему бы тебе не проверить? — Он берет мою руку и прижимает ее к своей промежности, и я втягиваю воздух. Он твердый, как камень.
— Прекрати свое сексуальное запугивание, Сальваторе, — задыхаюсь я.
— Я не вижу, чтобы ты пыталась убежать. — Он наклоняет голову, наблюдая за мной, затем проводит пальцем по моей щеке. — Или чтобы ты отпустила мой член, если уж на то пошло.
Я ахаю и быстро убираю руку.
— Скажи мне, Милена, если бы сейчас запустил руку тебе в трусики, — он скользит правой рукой по моему бедру, проводя пальцем по линии от пупка до пояса шорт, — я бы нашел тебя мокрой?
Я должна сказать ему, что у меня все сухо, или повернуться и уйти. Или попросить его остановиться. Вместо этого прикусываю нижнюю губу и удерживаю его взгляд, не моргая.
Медленно я расстегиваю первую пуговицу на своих джинсах. Сальваторе наклоняет голову и прижимается губами к моим, но лишь на секунду.
— Следующая, cara, — говорит он мне в губы, и я расстегиваю еще одну пуговицу.
На этот раз он берет мою нижнюю губу между зубами и нежно посасывает ее, сводя меня с ума от желания.
— Дальше.
Я расстегиваю последние две пуговицы и глубоко вдыхаю, ожидая, что Сальваторе будет делать. Он проводит пальцем ниже, под кружева трусиков, и прижимается к влажной коже.
— Мокрая. Тебе следовало сказать мне, что все так плохо, Милена. — Он быстро проводит пальцами по клитору, и мое дыхание учащается. — Почему ты такая чертовски упрямая?
— Я не упрямая, — шепчу. — Я зла на тебя.
— Ты можешь продолжать злиться на меня. Я не возражаю. — Он сжимает левую руку рядом с моей головой. — Повернись и прижми ладони к стене.
«Нет! Убери его руку и уходи», — кричит разум. К сожалению, мой разум не в состоянии контролировать тело, потому что я делаю то, что он приказывает. Как только поворачиваюсь, Сальваторе прижимается ко мне всем телом, снова запускает руку в мои трусики, и мне едва удается сдержать стон. А может быть, и нет, поскольку едва слышное поскуливание все же вырывается через мои приоткрытые губы.
— Мне очень нравится наша маленькая игра. — Он толкает и надавливает, и кружит пальцем, заставляя и без того влажное лоно еще больше намокать.
Когда он надавливает еще немного, я скрежещу зубами, сдаваясь, даже пытаясь удержать последние остатки сопротивления, прежде чем оно исчезнет. Я немного вскрикнула? Возможно, но ощущения, которые испытываю благодаря его ловким пальцам, мешают мне думать. На этот раз он медленно обводит клитор, оказывая давление во всех нужных местах, я словно марионетка на его ниточках. Дыхание учащается, сердце бешено колотится в груди.
— Но, как и в любой подобной игре, в конце концов, победитель может быть только один. — Он давит на клитор чуть сильнее, его движения становятся быстрее, и под его контролируемыми и методичными прикосновениями последние остатки моего сопротивления быстро исчезают.
— Ты думаешь, что победишь?
Я снова прикусываю губу и прижимаюсь лбом к стене. Еще. Мне нужно больше, но я скорее умру, чем ему признаюсь. Демону. Да, он демон, посланный мучить меня и играть на мне, как на инструменте, своими дьявольскими пальцами. С каждым нажатием его пальцев я теряю очередной кусочек своего разума.
— В том-то и дело, Милена, — шепчет он мне на ухо и медленно двигает пальцем к моему входу. — Я уже победил. Осталось только, чтобы ты это признала.
— Ты еще не победил, Сальваторе.
— Уверена в этом, cara? — спрашивает он и вводит в меня два пальца.
Я втягиваю воздух и стону, закатывая глаза. Он проталкивает пальцы еще глубже, а другой рукой быстро массирует мне клитор. Затем сгибает пальцы, лаская мои внутренние стенки и нащупывая точку G. На этот раз очень громкий стон наполняет воздух, так как удовольствие переполняет мое тело.
Сальваторе щипает за клитор чуть сильнее и быстрее дразнит его двумя пальцами, и я достигаю такого оргазма, какого еще никогда не испытывала. Волна за волной спазмы сотрясают мое тело, заглушая все рациональные мысли. Кажется, что в этот момент мой разум полностью отключился.
Сальваторе касается губами моей шеи. Легкими поцелуями осыпает мое горло до самой мочки уха. Затем тихо шепчет:
— Это были лишь пальцы, Милена. Сегодня ночью, когда ты попытаешься заснуть, представь, как это будет, если вместо них в тебя войдет мой член.
Он осторожно вынимает пальцы и уходит, оставляя меня посреди коридора, я упираюсь лбом и руками в стену и пытаюсь отдышаться.
* * *
— Черт бы его побрал, — бормочу я и беру телефон с тумбочки, проверяя время. Четыре утра. Застонав, кладу телефон обратно и зарываюсь лицом в подушку, пытаясь выбросить из головы воспоминания о том, как меня прижимали к стене. Никакая умственная гимнастика не помогает.
Встаю с кровати и иду на кухню. Может, мне стоит напиться и вырубиться на диване? Много времени это не займет, так как я редко пью. Хватило бы и трех бокалов вина.
Я достаю из холодильника открытую бутылку белого вина и иду к шкафу рядом с раковиной, чтобы взять бокал. Пока тянусь за ним, слышу, как Сальваторе входит в кухню, и моя рука замирает на пути к моему священному Граалю. Несколько мгновений спустя чувствую легкое прикосновение к своей спине.
— Не можешь заснуть? — шепчут мне за ухом, а затем следует легкий поцелуй, от которого тонкие волоски на моей шее мгновенно становятся дыбом.
— Нет.
— Я тоже. — Снова легкий поцелуй в шею. — Возьми два бокала. И принеси вино.
— Куда принести?
— В мою спальню, — говорит он и касается губами моего плеча, слегка покусывая. — Я буду вести себя хорошо.
— Да? Как ты ведешь себя сейчас?
— Такая упрямая. — Он целует меня в шею. — Мы можем поговорить. Если ты этого хочешь.
— Да. — Я сжимаю ножки двух бокалов между пальцами и поднимаю охлажденную бутылку со своего места. Повернувшись, вижу, что Сальваторе смотрит на меня с любопытным блеском в глазах. — Просто поговорим, Торе.
— Просто поговорим, Милена.
Я киваю и прохожу мимо него в коридор, который приобрел новый смысл после предыдущих событий. И ощущаю на себе взгляд Сальваторе, который идет в нескольких шагах позади. Дверь в его спальню закрыта, поэтому я наклоняюсь, чтобы нажать локтем на ручку, и чувствую, как поднимается моя футболка. Я оборачиваюсь и вижу, что Сальваторе стоит прямо за мной, подцепив пальцем подол моей футболки, и разглядывает мою задницу.
— Торе! Мы же договорились.
— Но я и пальцем тебя не тронул, Милена, — говорит он, не отрывая взгляда от моего зада. — Красный цвет тебе очень идет, cara. Особенно мне нравятся рюшечки.
— Я рада, что ты одобряешь мой выбор нижнего белья. А теперь прекрати.
Открываю дверь и прохожу в его спальню, прекрасно понимая, что пришла сюда не для разговоров. В какой-то момент в течение ночи, между метаниями и ворчаниями, в попытках заснуть, наконец призналась себе — я больше не могу сопротивляться. К черту мою принципиальность. Так больше продолжаться не может, иначе я сойду с ума.