Мы свободны.

Пролог.

— Он избил его до полусмерти, – говорит адвокат судьи.

На самом деле ему насрать на всё, что сейчас происходит в суде, ему плевать, что с ним будет, вытянут его или нет, ему искренне плевать. Единственное о чём он жалеет, так это о том, что не убил его на месте, в той квартире, в той самой прихожей под крики той женщины. Её видить, к слову, он тоже совсем не хотел. Вообще не желает, чтобы она ему на глаза когда-либо ещё попадалась. Он готов был убить её, вместе с её кавалером, но полиция, которую она вызвала, успела вовремя — или всё же не вовремя — и оторвали его от него, от полу мертвого мужчины.

— Кацуки Бакуго обвиняется в нанесении тяжких телесных повреждений господину Айзаве Шото... – судья бьёт молотком.

Дальше он не слушал, а зачем? Он и так знает — его не посадят. Всё о чём он думал это — как побыстрее от сюда удрать. Снять этот проклятый галстук, рубашку, пиджак и брюки — полностью этот чёртов костюм.

Когда суд заканчивается, он рывком поднимается со своего места и мчиться к выходу по пути снимая галстук, растягивая пару пуговиц сверху и снимая проклятый пиджак. Он знает, что за ним рванул его брат и старик. Знает, что они наверняка ему что-то кричат про то, какой он безответственный и чтобы меньше влазил в такие ситуации ибо в следующий раз его точно посадят. Плевать. Ему плевать. Он забирает у старшего брата свою кожаную куртку и вручает галстук с пиджаком, которые таскать с собой он точно не намерен.

— Держи, – бросает он даже не поворачиваясь к нему. Брат возмущённо что-то ему говорит о ситуации в суде и о его поведение, но принимает вещи, и когда Кацуки уже почти спускаться по ступенькам к своему мотоциклу натягивая на себя куртку, он кричит ему в след:

— Кацуки, мы не договорили! – но тот уже не слушал.

Бакуго заводит мотор и мчится туда куда глаза глядят.