КОРНИ

Часть девятнадцатая

Похолодало. Рина вздрагивала от прикосновений ледяных пальцев северного ветра, иногда ей казалось, что это лесные духи касаются её плеч, теребят волосы, дуют на шею своим загробным смрадом, но это было лишь её воображение. Лесные обитатели, в отличие от болотных, почему-то не спешили идти на контакт, только поглядывали с интересом. По мере того, как сгущались сумерки, становилось всё очевиднее, что за ними наблюдают десятки, если не сотни пар глаз: они вспыхивали в темноте, желтыми и зелеными огнями светились как у котов или собак, красными вспышками мелькали рядом, словно на старых пленочных фотографиях. Временами она опасалась, что духи перейдут черту, но, как и заверял Лютик, соляной круг оставлял их тылы прикрытыми. Удивительно, что соли вообще хватило – кружок получился тесным, особо не разгуляешься, но места хватало, чтобы улечься втроем вокруг негаснущего огня, зачарованного Горяем. Он же наколдовал небольшие, размером с яблоко, огненные шарики, висевшие теперь по периметру круга в полуметре над землей, чтобы они выступали дополнительной линией обороны. Они светили ярко, отгоняя сон, но почти не грели. По плечам Рины опять пронеслись мурашки. Кот, конечно же, лёг рядом с ней и, заметив, что она продрогла, стал больше, прижался пушистым боком к её озябшей спине и шее. Стало теплее. Её отец лежал сбоку от неё, вытянув руку под головой, за неимением подушки. Она думала, что его пальцы достаточно близко, чтобы дотянуться, дотронуться, но так и не решилась на столь непривычный для неё телесный контакт. Когда эмоции от признания родства улеглись, ей вдруг сделалось стыдно – она так по-детски вела себя, так навязывала свои объятия, нарочито физически контактировала с ним, что ей было не по себе. Она к такому не привыкла. Раньше, когда она была маленькой, такое может быть и было нормальным, но сейчас ей было уже 20, подобные телесные взаимодействия со взрослым мужчиной казались ей неуместными, хоть это и был её отец. Даже с матерью она обнималась редко, разве что с бабушкой Мусей всё было по-другому. С ней она обнималась часто, обвивала её исхудавшую фигурку своими руками, пыталась согреть озябшие от старости пальцы. С Лютиком тоже было проще – он кот. Рина старалась не думать о том, что баб Маня как-то превращала его в человека. Кот есть кот! А котячьи пузики для того и нужны – чтобы их тетёхать. В конце концов, сейчас Лютик не был человеком, он был самым обычным усатым, пушистым, теплым котиком. Котиком, который единственный из них всех, понимал, что вообще здесь происходит. И многое утаивал... Суматошные, странные мысли кружились в голове. С наступлением темноты выросли вдруг посеянные на плодородной почве Лютиковых предупреждений зачатки тревоги и опасений за будущее, они расползались внутри, словно те склизкие болотные лианы, обвивали душу и разум, наполняя их страхом. Теперь они в беде? Стоило ли ей сделать вид, что она не понимает в чем дело, когда Горяй заговорил с ней? Стоило ли сдержать дистанцию, отстраниться? Не дать ему утвердиться в своих предположениях? Из-за её несдержанности они все теперь могут умереть?