Свет Во Тьме

Пролог

Примечания:
Агрум — то же, что и город
Рекс — высшее звание в Агрумах
Импрацентум — книга религиозных учений

                   ***

Когда живительный свет ещё не родился, а в черной пустоши небес едва ли замерцали звёзды, в необъятной вселенной царил мир. Не отравленный ядом противостояния и зла, он дарил тишину. Взращивал в ней первые ростки дыхания, чувств, жизни. Но каждое благословение, щедро дарованное им вселенной, в одночасье обернулось для мира его же казнью. Из прекрасных стеблей, дыхание взросло в нескончаемую потребность, первые нежные лепестки чувств осыпались, превратившись в плоды порочного желания, крепкие корни жизни сгнили, обратив их древо в жажду властвовать. Оскверненный предательством собственных детей, мир оставил созданные им земли, но сохранил в них семена своей сути, не покинутый надеждой на то, что те когда-нибудь взрастут.

                      ***

Импрацентум. Толкование девятое: В свете их щедрого благословения, склоните головы, шагнув в обитель истинных богов, ибо наше им служение то ничтожно малое, чем мы можем их отблагодарить.
Рекс Натан Вилмор из Агрума Кор.

       Возможно ли, находясь в стенах родного дома, скучать по свободе? В стенах, что наблюдали за первым твоим словом, сорвавшимся с уст еле разборчивым лепетом, мечтать навсегда их покинуть? Ступая по дубовому полу, что стал свидетелем твоих первых шагов, грезить о том, чтоб он больше никогда их не услышал? Глядя на окна, коих холодным зимним вечером впервые коснулся твой рисунок, слёзно желать избавления? Избавления от участи лицезреть ненавистное место.
— Рекс Курт Амелл приносит свои глубочайшие соболезнования.
       Человечно ли говорить подобные слова с такой холодностью? Пустые, ничего не выражающие глаза, ещё долго будут сниться в кошмарах, где руки чудовища в обличие людском, вручили семье то последнее, что осталось от их единственного сына. Моего брата. Не пережившего тысяча сто семьдесят пятое испытание лабиринта теней, восемнадцатилетнего Иена Хайварда. Его плащ недолго покоился на руках моей матери, почти сразу он обернулся пеплом, брошенный в разгорающиеся угли камина. В моих глазах и по сей день можно разглядеть яркие языки пламени, что насмехаясь поедали последнюю память о моем покойном брате, отдавшем жизнь за процветание народа, что окрестил его чудовищем. Ещё тогда, будучи десятилетней дочерью пекаря, я усомнилась в справедливости своих господ. Усомнилась в каждом слове, что когда-либо срывалось с их лживых уст. В тот вечер, маленькая девочка, любившая каждый дюйм своего Агрума, его покинула, а на её место пришла я, запертая в стенах, построенных на крови. На эти земли ступила я, собравшая из не погасшего камина пепел, что пообещала развеять над страданиями тех, кто забрал у меня брата. В этот мир явилась я, Кара Хайвард, и моё имя станет участью, что постигнет нечестивых богов, посмевших лишить меня веры.

                       ***

Импрацентум. Толкование одиннадцатое: В близости к детям своим, они способны совершать ошибки, подобно нашим несчастным душам, но из их ошибок рождается зло большее, чем то, на что способны мы.
Рекс Леамель Сеттер из Агрума Карпас.

      В лике луны всё чаще отражается смерть. Крепчая на крыльях веков она грозной тучей нависает над землёй, несомненно намереваясь когда-нибудь её поглотить. Каждое восшествие ночного светила напоминает о ней. О том неизбежном, что приближается с каждым пройденным днём. О испытание лабиринта, что и был смертью, облаченной в благословенные одеяния жизни. Сколь долго продлится слепота очей людских? Сколь долго они будут, словно бараны, идти на убой с блаженной улыбкой? В истерзанном лживыми речами, погребенном под толстым слоем ненависти и злобы бытия, найдут ли люди просвет? В белоснежных лучах луны я искал ответ. Искал возможность сдернуть с лика смерти маску, открыв её истинную сущность своему, пусть и ненавидящему меня, народу. Скоро пожелтеет первый лист, а его падение приговором опустится на земли четырех Агрумов. Очередное испытание близится, как и близится смерть, холодными руками цепляясь за сам воздух. Я чувствую её запах, как чувствую и страх, растущий там, за горизонтом, в дали от крепости Света, что стала мне домом таким же, как и сырая тюрьма. Её оковы мне под силу разбить, её надзирателей мне под силу убить, но глядя на всю ту же госпожу луну я поклялся ей вернуть истинную свободу и мир. Вышитая на моих одеяниях, выгравированая на моих доспехах, она символ моей силы. И под ней я, Двэйн Валентайн, разобью корону богов, что посигнули на наши свободы.