Улыбка Будды

День первый

Домой можно идти разными путями – Галина знала их пять – по одному на каждый день рабочей недели. И даже выбрав какой-то конкретный, как сейчас, у неё оставался простор для вариаций. Она могла пойти по тротуару вдоль продуктового магазина и вереницы жилых домов, или немного срезать путь, прогулявшись по парку.

Представьте себе эту женщину – про таких говорят: «средних лет». Её безымянный палец пустует – но, поверьте, совсем не обязательно смотреть её на руки, чтобы понять, как она одинока. Про таких говорят: «синий чулок». Глаза подведены чёрным по линии верхнего века, губы густо накрашены, волосы собраны в какое-то подобие причёски, из которой местами виднеются шпильки. Про таких говорят – «ничего выдающегося». На ней надето нечто в приглушенных тонах. О таких говорят – «серая мышка». Хотя если честно, про таких как Галина, говорят редко, как правило, их просто не замечают. Лучше всего про Галину сказала новенькая сотрудница их библиотеки: «Такие нужны, чтобы другим жить не было обидно».

Ничем не примечательная женщина идёт домой с работы через парк. Как обычно по пути домой она проговаривает про себя свой адрес. Просто повторяет, как мантру, улица-дом-квартира. Уточнения тут излишни – к таким как она не ходят в гости. А если бы она на минуту остановилась и посчитала, как давно у неё не было гостей, то с удивлением обнаружила бы, что это, не много ни мало, - два года и семь месяцев. Два года семь месяцев и семь дней, не считая дня текущего, который тоже начал кутаться в сумрак. Ровно столько прошло со дня похорон её матери.

Мать Галины преподавала зарубежную литературу и устроила дочь подработать в институтской библиотеке, пока та заочно училась на филолога. В таких случаях говорят – «устроили по блату». И это клеймо «блатной» сотрудницы довлеет над Галиной по сей день. Хотя работа библиотекаря не великое счастье.

Парковую дорожку обрамляли какие-то кустарники, которые цвели весной, летом покрывались мелкими округлыми ягодками, а сейчас они стояли всё ещё зелёные, но скучные. Там, где дорожка сворачивала, прямо на углу, рос пышный куст сирени. Его ветки топорщились по все стороны, и Галину это удручало, поскольку после вчерашнего дождя на дороге образовалась большая лужа с жирными комками грязи вокруг. В центре белел любезно положенный кем-то силикатный кирпич – хорошая альтернатива для любителей прыгать в длину с риском для жизни. Единственный перешеек сухой дороги пролегал в непосредственной близости от куста сирени, прямо под разросшимися ветками. Галина мужественно продолжила путь.

На мокрой траве сидел ребёнок. Из одежды на нём был затасканный свитер, явно не по размеру. Галина сразу заметила, что из-под этой бесформенной хламиды выглядываю совершенно босые ножки. Малыш сидел тихо и беспомощно озирался по сторонам. У него были темные волосы и карие глаза. Сразу вспомнился стенд «Мировые религии», который Галина оформляла буквально на днях. Книгу «Буддизм: от истоков до наших дней» она поставила открытой на странице с изображением такого же мальчугана, а под картинкой подпись: «Принц Сидхартха – маленький Будда». Маленький Будда – с его окрылённым взором, был центром композиции, пока не подошла заведующая и, придирчиво оглядев стенд, заявила, что Будду она себе «как-то по-другому» представляла. Потом открыла книгу на странице с истуканом в позе лотоса и ушла очень довольная собой. Как будто это нечто с неопределёнными половыми признаками отражает суть буддизма! Маленький Будда с его удивительными глазами содержал гораздо больше, чем ехидная ухмылка бездушной статуи.

И вот теперь маленький Будда с его босыми, грязными и, наверняка, замёрзшими ножками сидит под кустом сирени.

Только не надо считать Галину какой-то взбалмошной дурой. Прежде чем взять ребёнка на руки она огляделась по сторонам в поисках его близких. Как будто у босого и грязного ребёнка под деревом в парке могут быть близкие! Просто маленький цыганенок в старом рваном свитере. Если у него и есть близкие – то они уже очень далеко. Мальчик показался Галине лёгким, как кошка. Он был таким грязным, что трудно было сказать наверняка насколько смуглая у него кожа. Он был таким тощим, что Галина и не заметила, как принесла его домой. Он оказался таким диким, что...

«Мамочки, мамочки, мамочки.... Что же я натворила?» - шептала Галина, перебирая коробки на кухне. Ничего пригодного для кормления детей у неё дома не оказалось. «А чем я сама питалась всё это время?» - спросила она себя и поняла, что не может припомнить, что ела на завтрак и ела ли что-нибудь вообще. Она не знает, что ела на ужин вчера. Всё, что ей удалось вспомнить – пирожок, который она ела сегодня на работе. «Я живу на автопилоте» - думала она – «и вот результат: сначала не замечаешь, всякие мелочи, а потом не замечаешь, как притаскиваешь домой чужого ребёнка. Я одичала, или обезумела. А может всё вместе». Пока она с такими мыслями рыскала по кухонным шкафам, мальчик, запертый в комнате её матери, сидел в углу между диваном и шифоньером. Когда она пришла к нему с варёным яйцом, обнаружила, что он сидит в вонючей луже. «Нужны подгузники» - ценное наблюдение, если бы только Галина в этом что-то понимала. И спросить то не у кого!

На попытки покормить ребёнок реагировал негативно: прижимался к стене, зажмуривал глаза, а когда Галина касалась его, начинал хныкать. Это было самое страшное. Галина боялась, что он учинит рёв, который услышат соседи. Вторым ценным наблюдением за вечер было то, что малыша не так просто накормить. Тарелку пришлось оставить на полу и выйти из комнаты. Яйцо было покусано, но не съедено.