Прежде руки Джисона лишь пытались коснуться, а теперь вовсю трогали, гладили и растирали одну чёрную слезу меж пальцев.
— Ты помнишь, Минхо? Скажи, помнишь меня?
Душа сгибается, и в тот же миг лодка качается. Хан слышно бьётся коленями о днище, но тёплых рук не убирает. На глазах он оживает, а Харон не понимает, почему Кара адская до сих пор его не настигла? Но ведь это не он тянулся, а душа? Он не виноват. Всего-то нужно встать, схватить одинокое весло и ударить об воду. Не получается.
— Спой мне ещё.
Загадочная просьба кистью умелого художника вырисовывает странную эмоцию на лице Джисона и скрипичным ключом заводит струны голосовых связок. Вжавшись горячим лбом в чужой холодный, Душа поёт по-новому. Медленно, плавно, с любовью.
Голос мёдом льётся в уши. Сводит зубы и пальцы заворачивает. Знал бы Харон наперёд, что одной слабостью он даст волю всем остальным — ни за что бы не позволил Джисону петь. А поёт тот ласково, словно мелодией пытается отмыть прогнившую натуру. Слово за слово... Чёрная отрава вновь разъедает глаза и Душа ловит скупую слезу. Та горькой каплей покоится в ладони на линии жизни, которая кончилась. Всё.
— Ты что-нибудь помнишь?
Не вопрос, а разрушение слепой веры в то, что ничего в памяти не осталось. Всё умерло, сдохло в одночасье. Но эхо ведь напоминает, и Харон, смыкая веки, вспоминает. Он видит прежнего себя, но без лица и ярких пятен красок. Ему невыносимо было жить, и вся та ненависть сожгла хорошие оттенки.
— Я ничего не помню, но ты посмотрел мне в глаза и я почувствовал.
— А если поцелую? — Душа беззлобно портит ауру смехом. Душа пылает, и хочется к огню прижаться и согреться. — Я поцелую, и ты вспомнишь?
И на губах доспехи поцелуев. Один за другим. Мёртвое лицо белее снега под настом нежности. Картина болью. Харон смотрит в упор, но уже не сквозь Душу, а внутрь. Там правда бьётся сердце.
— Оно спрашивает, — Джисон крепко держит руку мертвеца, а ту магнитом тянет прикоснуться к живому. — Сердце спрашивает про тебя.
— И что мне ответить?
— Тебе нужно вспомнить, Минхо.
Имя чужое, но по-родному откликается в пещерах за прутьями-рёбрами. Паразиты, что наполняли его от края до края, теперь в панике. Харон открывает для себя страх. Ему страшно признавать вслух, что он не хочет вспоминать. Собаке, посвятившей всю жизнь одному хозяину, тоже страшно помнить пинки и раны под шерстью. Харон щетинится, пытается руку оторвать, но Душа противится. Не отпускает. Снова тянется к губам — всегда холодным и навсегда мёртвым.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Харон
Fanfiction(минсоны) Его ремесло - лодка и весло. И молчанье будет на мольбы ответом