двойной | пацанки8 | давета

23

Молча по улице идут. Асфальт от дождя блестит, капли на волосы падают, на плечи, но ни одна из девушек спрятаться не пытается. На перекрестке останавливаются. А мимо машины проезжают, редкие фонари в лужах отражаются, ветер пахнет чем-то горьким.

Дарья Поцелуева шоколадный чапман достает из кармана, чиркает зажигалкой, но огонь сразу тухнет.

— Плевать, — шепчет. — Плевать на все.

И Света голову вверх поднимает, смотрит вопросительно.

— Давай помогу, — ближе подходит, дабы помочь.

— Я не про это, — Поцелуева вздыхает. — Плевать на школу, на Ксена, на ленты, на то, что нас разделили, как крыс по клеткам, — затягивается воздухом, будто это тоже дым. — Я больше туда не вернусь.

И Токарова долго молчит, а после тихо кивает.

— И я тоже.

Дарья смотрит на неё, глаза пустые, но в глубине всё ещё что-то дрожит. Они идут дальше — вдоль улицы, где горят редкие окна, где холод пробирает до костей. И в тот вечер, под мокрым небом и шорохом шин, они решают, что не вернутся. Ни завтра, ни послезавтра.

Им всё равно.

Потому что всё, что у них осталось — это они сами.

А за ночью утро наступает. Редкий, почти золотой свет пробивается сквозь жалюзи и ложится полосами на подушку.  Дарья открывает глаза и впервые за долгое время не чувствует тяжести в груди. Только лёгкость. Она тянется, зевает, нащупывает рукой телефон на тумбочке. Экран сразу вспыхивает.

Света: Ты не спишь?

И Дарья Поцелуева улыбается по-детски, падает обратно на теплую подушку, быстро ответ печатает.

Дарья: Только проснулась

Дарья: Почему ты так рано проснулась?

Света: Не спала

Света: Хочу тебя увидеть

Дарья: Где?

Света: Как обычно, ты же знаешь

Поцелуева тут же с кровати встаёт. Волосы растрёпаны, футболка смятая, но ей всё равно. Подходит к окну, а за стеклом утро, город просыпается. И впервые всё кажется не таким мрачным. Даже чай на кухне пахнет по-другому.

Света: Ты придёшь?

Дарья улыбается чуть устало, чуть по-настоящему.