Арена

I. В неизвестность

Шелест осенних листьев под ногами. Девять часов вечера. Слабое свечение впереди. Она думает, что это отблески уличного фонаря. Десять часов вечера. Легкий ветер колышет волосы. Стрелки на её часах неумолимо совершают быстрые обороты, от которых кружится голова. Пусть даже так, Элиза не останавливается.Таинственное свечение становится настойчивее. Часы показывают, что время близится к полуночи. Элой движет любопытство. Она стоит в нескольких сантиметрах от огненного шара. Он увеличивается и обволакивает девушку по периметру. Все её тело обдает жаром с примесью леденящего холода. Циферблат наручных часов разлетается вдребезги. Единственное воспоминание, которое осталось от них - это кожаный ремешок, растянутый на руке. Глаза девушки слезятся от настойчивого яркого света. Элиза жмурится, пытаясь разглядеть, что же происходит за пределами огня, но все её попытки безуспешны. Горящие языки пламени обдают не теплом, а холодом, который заставляет зубы «стучать». Девушка робко касается воспламеняющихся оранжевых «стен» в страхе обжечься, но ничего не чувствует. Всё это напоминает сон, в котором ты сходишь с ума.

Так или иначе - часов больше не вернуть. Элиза может только догадываться о том, сколько времени прошло. Буквально за две минуты на ее глазах пролетело более трех часов. Скорее всего уже утро или даже вечер нового дня. Все это заставляет ужаснуться в реальности происходящего. Эла в нарастающей панике поднимает руку, на которой болтается ремешок часов, в надежде, что сами часы на месте и что все это ей просто кажется. Тщетно. Единственное изменение в её окружении - это просветы в пламени. Огонь постепенно угасает, это только усиливает волнение. Неожиданно для себя Элиза понимает, что ей было комфортнее находится в ледяном огне, который, как ей казалось, защищает ее (правда, непонятно от чего).

Неожиданная вспышка яркого света, и девушка видит перед глазами лишь белое пятно. Она чувствует, что огонь исчез полностью, потому что больше не испытывает никакого холода. На смену ему пришло резкое тепло. Элиза вспомнила, что похожие перепады бывают, когда жарким летом выходишь из охлажденного кондиционером магазина на разогретую солнцем улицу.

Зрение девушки постепенно пришло в норму, и она смогла рассмотреть и понять, что ее местонахождение кардинально изменилось. Вокруг уже не было девятиэтажных домов и фонарей, которые тускло освещали улицу. В конце концов, когда Эла шла по улице, был поздний вечер, и в небе сияла луна. Теперь девушка находилась на открытом пространстве, которое постепенно заполнялось по периметру десятиметровой изгородью и высотными зданиями за ней. Прямо перед Элизой находился разлом в изгороди. Арка, находящаяся за решеткой. Или, если быть точнее, решетка, находившаяся за аркой. Единственное, что приходит девушке на ум - тюрьма. Не хватает только колючей проволоки на вершине изгороди. Как будто тебя вывели на прогулку из тюремной камеры. Только есть ощущение, что ты единственный заключенный. Жаль девушка не совершила ничего, за что ее могли бы «посадить».

Размышления Элизы прервала группа «людей в черном», направлявшихся в ее сторону. Они вышли из арки, и решетка еще не успела впиться в землю своими острыми металлическими когтями. Мысли, инстинкты, жажда узнать, что происходит, и поиски безопасного места - все это повело, точнее потащило с нечеловеческой скоростью к арке, обходя стороной незнакомых людей, которых, видимо, девушка никак не волновала.

* * *

Elizabeth

«Люди живут, чтобы есть и едят, чтобы жить», - твердила я себе каждый раз, когда уплетала один пончик за другим. Это очень раздражало моего фитнес-тренера. Всегда, когда я высказывалась подобным образом при Мэтт, она начинала закатывать глаза и рассказывать мне о вреде сладкого и о пользе тренажеров. Мои всяческие аргументы о том, что шоколад мне необходим, рушились под натиском доводов Мэтт. Как она не старалась, но после тренировок я все равно уединялась в своей однокомнатной квартире и съедала любимое печенье, которое моя тренерша просто на дух не переносит. И как бы часто она не запрещала мне сладкое (а делала она это очень-очень часто, настолько часто, что я просто не успевала считать), я пару раз «застукала ее с поличным», увидев, как девушка втихую «хомячила» кусочек якобы «Малокалорийного» торта. Я хотела на нее наорать, также как и она кричала на меня, когда находила в сумке эклеры, но потом выяснилось, что она впервые заедала боль, причиненную её любимым парнем.

Меня всегда удивляло, как Мэтт легко становилась понимающей подругой. Я очень ценила это в ней. Её жесткость на тренировках превращалась в нежность, когда у кого-то из нас случались личные проблемы. Мэтт всегда любила рассуждать логически, и я хочу заметить, что это получалось у нёе очень хорошо. Но если проблемы были у Мэтт, то её роль психолога никак не помогала. В такие моменты мы висели на телефоне и утешали друг друга. Единственный плюс - можно есть что захочешь, дабы не добить себя окончательно. Для меня лекарством были любимые пирожные.

Мои пристрастия к мучному также не остались незамеченными. Я регулярно выслушивала нотации о том, что здоровый образ жизни и калорийные продукты до жути несовместимы. Я пару раз пыталась пропустить тренировку под предлогом того, что заболела, но не тут-то было. Спустя 20 минут Мэтт уже стояла на пороге с проверкой, которая не увенчалась успехом для меня.

- Держи термометр крепко, открой рот пошире, мне надо увидеть твое горло, - начала девушка, пытаясь раскусить меня. Понимая, что пытаться отлынивать не получится и мне придётся по четыре раза в неделю находиться в обществе Мэтт, я сдалась. Только когда я однажды подхватила ангину, девушка сжалилась надо мной. Это была одновременно ужасная и прекрасная неделя. Вот только от Мэтт я так и не избавилась. Она постоянно навещала меня и старалась сделать все, лишь бы я побыстрее выкарабкалась. Я же, напротив, совсем никуда не торопилась.

- Что у тебя за спиной? - спросила как-то Мэтт, когда я прятала в руке небольшую бутылочку колы. Мне не осталось ничего, кроме как протянуть сосуд с напитком тренеру.

- Вообще об этом забудь! Ты помнишь, какой жирухой была? Эта талия, эта осиная талия! Мы бились за нее 2 года. Да и тем более, эту гадость льют в чайники, чтобы избавиться от накипи. Срочно это выброси! Немедленно, - она порылась в своей сумке и достала дивное, наливное яблоко. - Держи, это лучше, вкуснее, полезнее и в сто раз безопаснее для твоего организма. Я бы на твоем месте не относилась к себе так безалаберно, - я хотела с ней поспорить, но Мэтт подняла руку в знак молчания. - И даже не смей мне перечить и говорить, что я не права. Я стараюсь для тебя, и ты, пожалуйста, это цени, - я всеми мускулами, которые есть на лице, хотела показать ей, что как тренер - она очень занудлива. Тем более я не кролик, чтобы есть одну морковку и капусту.

Моя упругая попа и подтянутый живот были полностью заслугой тренера, и да, я долго худела... Но, впрочем, не суть. Какой занудой бы девушка не была, за полтора года мы очень сроднились. И теперь мне, запыхавшейся, но почти добежавшей до арки, преграждает путь с ножом моя лучшая подруга, мой тренер и моя опора - Мэтт.

Я заставила себя остановиться и по инерции чуть было не грохнулась. Лезвие ножа сверкало на солнце и отбрасывало солнечных зайчиков на бетонную землю. Лоб Мэтт был покрыт легкой испариной, и немало заметно блестели капельки пота. Мысли в голове смешались, хотя если быть честной - их вообще не было. Я сделала шаг вперед, а тренерша - один назад. Я решила сделать шаг назад, а она сделала вперед. Туда - сюда, туда - сюда. Это напоминало вальс, который я так усердно учила перед выпускным в школе, и который так сильно любила моя мама. «Мэтт», - сказала я про себя. В ее глазах невозможно ничего прочесть. Только легкое забвение, смятение, непонимание происходящего. Одним словом - пустота. Я вновь переключилась на нож: Мэтт крепко сжимала рукоять, но в какой-то момент выронила свое холодное оружие. Странный, оглушительный звон раздался по периметру территории. Никогда не думала, что металл упадет с таким грохотом. Мэтт медленно опустилась на колени и подняла единственный предмет, который мог послужить ей защитой. Она вернулась в исходное положение и побежала.

* * *

Когда ты выпускница, все твои мысли только о том, как красиво уложить волосы на вечеринку. Ха! Вовсе нет. Когда ты выпускница или выпускник (это не имеет значения), все твои мысли только о том, как правильно войти в бурную, занятую взрослую жизнь, сдать экзамены и поступить в престижный университет. Опять же, это не так. Точнее так, но не в моем случае. Я просто ни о чем не беспокоилась, и мой девиз был таковым: «Что будет, то будет». Наверное, это являлось моим главным минусом, главным недостатком, который беспокоил многих, но опять же не меня. Только когда меня принудительно заставили танцевать на выпускном балу, я впервые начала переживать. Это может показаться очень странным. По сути, такое меня вообще не должно было колебать, но, как ни странно, зацепил этот факт Элизабет Рузберг не на шутку. И да, я не беспокоилась о том, какой партнер мне достанется, как вы могли подумать. Настоящая причина была очень глупа: я плохо танцевала. Катастрофически. Ужасно. Безобразно настолько, что хотелось просто сбежать из репетиционного зала. Не давала мне раскрепоститься полнота... Это, наверное, лучше опустить.

Вальс (фр. - valse). Впервые стал популярен в Вене в 80-х годах XVIII века, в последующие годы распространившись во многие страны.

О да, мне захотелось узнать об этом танце побольше, и я полезла в Википедию. Дошло до того, что дома я искала в Интернете видео-уроки. Научиться танцевать стало делом принципа. Мама часто слышала, как я в своей комнате считала ритм: раз-два-три, раз-два-три... Местами она удивлялась, поражалась моей настойчивости. Еще никогда мама не видела, чтобы я так усердно занималась каким-либо делом.

Тогда я решила для себя, что движение - это то, что мне необходимо. То, что я открыла в себе стало началом моей новой жизни. Я стала новой Элизабет Рузберг. Элизой Рузберг. Этот толчок дал мне возможность познакомиться с той, которая бежит с ножом. Бежит, не видя преград. Бежит на тех, кто обернулся в нашу сторону, когда она уронила свое оружие, и звон разнесся по всей округе. «Люди в черном» изменили Мэтт. Я чувствую, как они меняют меня, и не могу ничего поделать с этим.

Кто-то как будто шалит с динамиками: добавляет и убавляет звук миру. Нож, который упал со звоном падающей массивной статуэтки; быстрые шаги Мэтт, которые были то отчетливо слышны, то их не ощущалось вообще. Дело не в том, что девушка отдалялась от меня. Дело явно во мне. Я начала твердить вслух одно и тоже слово, чтобы удостовериться в этом. «Тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо...», - говоря это действительно довольно тихо, я ужаснулась. Я была точно уверена, что говорю на одной ноте, но то, как я это слышала, то, как преподнес мне это мой слух, заставило меня усомниться в себе. Скачки: выше - ниже, выше - ниже... Я заставила себя заткнуться, когда увидела, что Мэтт почти добежала до незнакомцев.

Она остановилась. Почти также резко, как и я, когда увидела ее здесь. В этот момент на меня нахлынула паника. Мне захотелось бежать. Впрочем, совсем близко, около меня находилась та самая арка, к которой я так стремилась. Несколько шагов и все. Все. Я не знала, что там, и это наводило жуткую тоску.

Я не хотела ничего делать. Я просто стояла и наблюдала за действиями Мэтт. Она стояла и разглядывала незнакомцев. В какой-то момент она замахнулась и метнула ножом в одного из них. Он грациозно увернулся. Самый высокий вытащил из кобуры пистолет и прострелил Мэтт ногу. Что здесь происходит? Я не могла здраво мыслить, потому что почувствовала острую, жгучую боль в ноге и потеряла сознание.