он приходит из осени. там прозрачные тени и лед воды,
каждый шаг замирает в листве, уходя к корням.
он открывает окна и просто ждет темноты.
обернуться, значит позволить жалеть себя.
"тише, тише", — я тесней прижимаюсь к его спине.
его память бездонна, и он пьет ее медленный яд -
каждый день по глотку — настоянному на вине.
отвернуться, значит обнаружить что ты ослаб.
он смотрит мимо — чтобы боль не выплеснулась из глаз.
я беру его руки — теплом утолить озноб
и ладонью ныряю в раскрытый у горла плащ
и касаюсь скорби, застывшей внутри него...
Теви Тамеан
Эпилог.
Стеклянным взглядом в стеклянное утро.
Даже снег — полупрозрачный. Полулёгкий-полугнетущий. Первый снег позднего ноября.
И туман по платформе. Чугунным одеялом. Словно отпечаток из грудной клетки. Холодно и пусто, как никогда. Или так всегда было?
Гермиона сжимает руки в вязаных рукавицах, поджимая пальцы. Утыкаясь губами в шарф, согревая кожу дыханием. И почему-то не может оторвать взгляд от пепельно-платинового неба, проглядывающего сквозь туман.
Она никогда не бывала здесь в это время. Продрогшая платформа станции совсем крошечная. Размером с Большой зал, если не меньше. Сидеть сейчас тут, под небольшим навесом на узкой лавке. Всматриваться в небо, кусая губы. Чувствовать, как подмораживает кожу щёк.
Отрешённо.
Так не похоже на неё.
Но терпимо, потому что она уже очень давно не похожа на себя. И даже суета этих последних недель изменила её. И до этого... её менял каждый день, начиная с первого сентября.
Он менял.
Взгляд медленно опустился, потому что глаза начали наполняться непрошеными слезами. Опять. Опять эти слёзы. Мало, наверное, было их за всё это время. Холодные и влажные пальцы в рукавицах сжались сильнее. Нет, не смей раскисать.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Платина и Шоколад
RomansaКогда от усталости хочется содрать с себя шкуру, приходит спасение. В ненависти и ярости. В хронической злобе. В возвращающейся боли. И осознании: любое спасение временно.