RUN

Глава 8.

Прошёл месяц, и я не общался ни с кем. Месяц в холодной  и пустой квартире, от которой мне хотелось бежать. Но бежать было некуда, так что еженедельный поход в магазин был моим единственным выходом. 
Я выкинул телефон к чертовой матери после того разговора с Гарри, и был счастлив, обрубив все пути к себе. Пришлось разбить часы, ведь время бессмысленно. И ничего не могло мне напомнить о чертовом времени, и я был счастлив вновь. Не стоит говорить, что Стайлс пытался попасть в мою квартиру, ломая мою дверь. И не только он, Найл молил меня "вернуться к жизни". Он действительно так сказал, маленький и наивный Хоран.

Я много курил, и не переставал пить. А что мне ещё оставалось?
Моя квартира пропахла отчаянием и слабостью, и я это ненавидел.
Бессонница никуда не ушла, она осталось со мной. Видимо, со мной осталась только она, потому что всех остальных я оттолкнул от себя. И это было лучше для них.

И вот сейчас я сижу на этом холодном полу, докуривая очередную сигарету. Вдыхаю в себя никотин вновь и вновь, надеясь ускорить смерть. Как глупо, Луи, ты ведёшь себя как шестнадцатилетний запутавшийся подросток. Отсутствие часов облегчает бытие моей бессонницы, я не знаю, в котором часу ночи я всё ещё не сплю, докуривая уже не сигарету, а пачку.

Мир так красив ночью, моя пустая и холодная квартира становится ещё прекрасней, впуская лунный свет и свежий холодный воздух внутрь. Все идеально. Идеально до тех пор, пока я не слышу настойчивого звонка в дверь.

С трудом поднимаюсь и пинаю мраморную пепельницу, выдыхая дым. Босые ноги скользят по холодному полу, и наконец ступают на ковёр прихожей.

Мне стоило бы сидеть на чертовой кухне дальше, со временем звонивший бы ушел, оно и лучше. Но незнамо что заставило меня подойти к двери и встать на носочки, чтобы разглядеть что-то сквозь глазок.

Да брось, Луи, ни что иное, как одиночество, заставило тебя сделать это, ты прекрасно знаешь.

— Открой дверь, Томлинсон, я слышу твой прокуренный кашель.

Стайлс.

А я ожидал увидеть кого-то другого? Да только этому кудрявому болвану и интересна моя угасающая жизнь.

— Открой, блять, эту дверь! — парень, видимо, пинает эту самую дверь.

Один щелчок, и я вижу его. Его волосы уже ниже плеч, а чёрное пальто расстегнуто нараспашку. Гарри не изменяет своим рубашкам и туфлям, что меня радует. Хоть что-то, кроме мой бессонницы и одиночество, постоянно в этом мире.

— Ну входи, — в первый раз за месяц я говорю. И улыбаюсь.

***

— Она не держит на тебя зла, Томмо, — пронзительные зеленые глаза изучают меня.

Она не держит на меня зла. Я усмехнулся. Я злюсь на себя, и я не готов простить себя за всё принесенное дерьмо.

Отворачиваюсь от него, опрокинув в себя стакан коньяка. Боковым зрением вижу, что Гарри хмурится.
Неспешно поднимаюсь с дивана и подхожу к панорамному окну. Выпускаю стакан из рук, и он громко разлетается на кусочки. Усмехаюсь.

— Какого черта...

— Ну что, Гарри, — я медленно разворачиваюсь, — как тебе то, чем я стал? Или вернее то, что от меня осталось?

Он всё ещё сидит на кресле, не отводя от меня глаз.

Я не выдерживаю, разбиваясь у него на глазах, как чертов стакан.

— Томмо, — он произносит это прозвище, и внутри меня разливается тепло. Впервые за месяц.

Стайлсу нужна лишь пара секунд, что бы всё понять. Он вскакивает и своими быстрыми шагами идёт ко мне, буквально сгребая меня в охапку. Его сильные татуированные руки держат меня, пока я еле стою на ватных ногах.

И я плачу.