Письмо на небеса. Ава Деллайра

Дорогая Элизабет Бишоп,

Я хочу рассказать вам о том, что случилось сегодня на уроке английского. Мы читали ваше стихотворение, и я впервые заговорила в классе. Я учусь в старшей школе уже две недели и пока большую часть времени смотрела в окно, наблюдая за птицами, порхающими вокруг телефонных проводов и ветвей осин. Я думала об одном парне — Скае, и о том, что он видит, закрывая глаза, когда услышала свое имя. Я подняла взгляд. В груди птицей затрепетало сердце.
На меня смотрела миссис Бастер.
— Лорел? Прочтешь?
Я даже не знала, на какой мы странице. Голова разом опустела. Но затем Натали наклонилась ко мне и открыла нужную страницу в моих распечатках. Стихотворение начиналось так:
«Умением терять нетрудно овладеть;
К погибели стремятся мириады.
Уж так устроен мир. Тут нечего жалеть».

Сначала я очень нервничала, но читая дальше, стала вслушиваться в произносимые слова и понимать, о чем этот стих.

«Теряй всегда. Из памяти стереть
Спеши пропавшее. Грустить о нем не надо.
Умением терять нетрудно овладеть...

...И если что-нибудь нас разлучит с тобой —
С улыбкой, с нежных рук твоих усладой,
Я не солгу: терять — уменье в нашей власти,
Но может выглядеть большим (пиши!),
большим несчастьем».

Мне кажется, мой голос сильно дрожал, как будто стихотворение вызвало в моей душе маленькое землетрясение. Когда я окончила читать, в классе повисла мертвая тишина. Все взгляды были устремлены на меня.
Миссис Бастер, как обычно, обвела кабинет своими огромными выпуклыми глазами и спросила:
— Что скажете?
Натали глянула в мою сторону. Наверное, пожалев меня, она подняла руку и ответила:
— Разумеется, она лжет. Терять далеко не так просто.
Все перестали глазеть на меня и уставились на Натали.
— Из-за чего что-то терять легче, а что-то — тяжелее? — спросила тогда миссис Бастер.
— Конечно же, из-за любви, — ответила Натали таким тоном, как будто это и так очевидно. — Чем сильнее ты что-то любишь, тем тяжелее это терять.
Я подняла руку, совершенно не задумываясь:
— Мне кажется, потерять что-то очень близкое тебе — все равно что потерять самого себя. Вот почему в последней строфе, в отличие от предыдущих, пять строчек, а не три. В конце Элизабет еле вспоминает, как нужно писать, потому что потеряла саму себя.
На меня снова устремились взгляды всех учеников, но, слава Богу, в этот момент прозвенел звонок.
Я как можно быстрее собралась, посмотрела на Натали и встретилась с ней глазами. Она будто ждала меня. Я подумала, что, может быть, сегодня она спросит, не хочу ли я пообедать с ней, и тогда я смогу перестать в одиночестве сидеть у забора, но тут меня позвала миссис Бастер:
— Лорел, можно тебя на минуту?
Я ненавидела ее в этот момент, потому что Натали ушла. Я приблизилась к столу учительницы и неловко переступила с ноги на ногу.
— Как твои дела? — спросила она.
Мои ладони, вспотевшие при чтении стиха, все еще были влажны.
— М-м... нормально.
— Я заметила, что ты не сдала свое первое задание — письмо.
Уставившись на отсвет лампы на полу, я пробормотала:
— Да. Простите. Я его еще не закончила.
— Хорошо. На этот раз я дам тебе отсрочку. Но я хочу, чтобы ты сдала его мне до выходных.
Я кивнула.
— Лорел, — вдруг сказала она, — если тебе нужно с кем-нибудь поговорить...
Я непонимающе взглянула на нее.
— Я преподавала в Сандии, — мягко произнесла миссис Бастер. — Мэй училась у меня в девятом классе.
У меня перехватило дыхание и закружилась голова. Я очень надеялась, что здесь никто не знает или хотя бы не заговорит об этом. И вот теперь миссис Бастер смотрела на меня так, словно я вот-вот раскрою ей страшную тайну. Я этого сделать не могла.
— Она была особенной, — прервала учительница молчание.
— Да.
Я перевела дух и вышла за дверь. Шум в коридоре был подобен грохоту реки, и я подумала: может, если я закрою глаза, все эти голоса унесут меня прочь?
                                                  
                                                       Искренне ваша,
                                                                         Лорел