You are all for me [narry]

Глава 2

Отец Найла был дома, и он был таким злым, каким Найл никогда его не видел; более жестокий, более устрашающий.

Сперва он стал насильно вливать алкоголь в горло Найла, зная, как тот ненавидит его вкус, зная, как больно он делает сыну. Он кричал на него, чтобы мальчик пил, и грозился забить до смерти, если он этого не сделает. Смачная пощечина заставила щечку Найла ярко гореть, когда он попытался вырваться. Ему было так страшно, а после третьего глотка он думал, что вот-вот и его стошнит прямо на этот отвратительный пыльный ковер. Однажды он не сдержался, и его вырвало, и он прекрасно помнил, что за этим последовало.

Ему было пять, алкоголь неприятно обжег горло, и он практически захлебывался собственной рвотой, в то время как абсолютно пьяный отец крепко держал его за горло. Найл чувствовал себя ужасно, хватаясь обеими руками за животик, когда мужчина тряхнул его, словно паршивого котенка. Когда отец был пьян, он делал с ним плохие, очень плохие вещи, о которых мальчик потом старался не вспоминать. Из-за виски его разум мутнел и все было как в тумане, ему казалось, что он смотрит сквозь плотную пленку.

А сейчас отец отшвырнул Найла на пол и навис над ним с яростно горящими глазами, взгляд которых скорее напоминал взгляд сумасшедшего. Он с остервенением пихал ему рюмку, пытаясь залить в рот новую порцию алкоголя, а потом его рука опустилась вниз по телу Найла и пальцы сжали маленький пенис мальчика через ткань домашних штанов. В этот момент блондина вырвало, и он залил рвотой пол.

Он лежал без одежды, и снова виски, виски, виски, кажется, оно везде. Стало жарко, слишком жарко, от чего Найл очень некомфортно, и он дрожит всем телом, не в силах пошевелиться, потому что его ноги широко раздвинуты, а отец вдалбливается в его тело и делает так больно, что мальчик ничего не видит кроме своих собственных слез; перед глазами все плывет, и картинка нечеткая. Найл думал, что эта пытка никогда не кончится, никогда прежде ему не было так плохо, будто его разрывают изнутри.

Дрянь. Грубая пощечина, и яркая вспышка проносится перед глазами, когда Найл чувствует металлический привкус на языке. Кровь.

Шлюха. Отец проводит ногтями по его голой груди, впиваясь в кожу, будто хотел содрать ее живьем.

Испорченный. Слез больше нет, лишь тело содрогается, будто в конвульсиях, от беззвучных рыданий, что разрывают его грудь. Найл кажется, что еще немного, и он потеряет сознание от боли.