Плакать кровью | j.b

Часть 12. Целое двести двадцать три. КОНЕЦ.

POV Justin

Как вы считаете? Может ли псих стать нормальным? Можно ли найти себя в мире, в котором для тебя не было места с раннего детства? Можно ли стать нормальным, когда ещё маленьким тебя обвели вокруг пальца и свели с ума? Правда ли, что любовь спасает, даже если она — гиблая? Правда ли, что она также может свести с ума до такой степени, что уже не будет возможности вернуться в прежнее состояние?

Вы все говорите, что сходите с ума от любви, когда на самом-то деле просто наслаждаетесь этим чувством. А кто-то в это время действительно теряет рассудок, прощается с ним, как с другом, который навсегда уходит из этого мира.

Нормально ли это?

Я не уверен.

Не уверен в этом точно так же, как и в том, что я — нормальный.

Но... всё же в данное время во мне нормального больше, нежели безумного. И всё благодаря ей — девушке, которая от меня буквально сошла с ума.

Мы словно обменялись местами. Она как будто... забрала всё моё сумасшествие себе, отдав мне весь свой здравый рассудок, только вот... Рассчитывала ли она, что таким образом сломается? Вряд ли...

Помню, она рассказывала, что просто хотела быть счастливой. И когда были начальные стадии её сумасшествия, то есть, когда она ещё была вполне нормальной, она часто рассказывала, что в детстве ей не хватало любви и заботы, а я ей это подарил. Она говорила, что впервые так счастлива. Говорила, что готова даже умереть от этого прекрасного чувства.

И я просто был счастлив вместе с ней, даже не пытаясь ей как-то помочь. Я же хотел этого, хотел её сумасшествия. А ведь если бы я тогда что-то сделал, если бы не учил её драться и стрелять, если бы она не выстрелила в меня в том грязном подвале, она сейчас была бы нормальной вместе со мной, а не сидела бы в этом здании, полном шизиков, и не плела бы эти чёртовы венки.

— Кристал, привет, — сажусь на скамейку рядом с девушкой, одетой в длинную простую сорочку, и смотрю на неё, тут же накрывая её руку своей ладоней. Холодная.

— О, Итан, ты ведь только что ушёл, снова хочешь поиграть? — мягко улыбается она, но я замечаю в её глазах слёзы.

Мне больно. Так больно черт возьми.

Потому что она проходит сейчас то, что я проходил в детстве, когда меня закрывала мачеха в подвале. Тогда во тьме рядом всегда был мальчик, который представлялся мне Итаном, но это была моя иллюзия — точная копия меня самого. Он унижал меня, бил, но на самом деле это я сам бил себя. Он играл. Итан называл это играми. И я, маленький мальчик, сходил с ума от страха. И вот сейчас Кристал всегда видит его. Она рассказывала мне, что он тоже играет с ней. И когда происходят такие «игры», она сама себя калечит. Врачам часто приходится её привязывать к кровати, чтобы при подобном припадке она не причинила вреда малышу.

Не знаю, каким образом у неё развилось то же, что и у меня, но я даже не хочу об этом думать, потому что это слишком странно. Словно мистика какая-то.

— Кристал, я Джастин, не Итан. Помнишь? — Сжимаю её холодную руку сильнее и чувствую дрожь, разлившуюся внутри.

Я так сильно её люблю...

Я так сильно хочу ей помочь...

— Да, помню, — она скудно улыбается, после чего я замечаю, как по её щекам начинают течь слезы. — Я убила тебя. Убила тогда в подвале. Я... ты простишь меня? — Она вдруг смотрит на меня, рассматривая мои глаза, и тут же отдергивает руку, которую я до этого сжимал. — Ты Итан. У тебя фальшивые и пустые глаза. Ты не он. Ты не Джастин. — Вижу, как она напрягается и начинает трястись. Её взгляд бегает по лужайке, ища среди других больных хотя бы одного из врачей.

Она уже давно знает, что нужно позвать кого-то из главных, когда появляется Итан.

— Нет, Кристал, это я, смотри. — Снимаю линзы и перевожу на неё взгляд. А Ричардсон просто счастливо улыбается и обнимает меня.

— Прости меня, Джастин, пожалуйста! Я не хотела! Я просто... Помню, как мне было страшно. Очень страшно. Прости, — плачет она, продолжая обнимать. И тут я чувствую, как в моё тело впирается огромный живот. Чувствую счастье.

— Кристал, я жив. Ты должна принять тот факт, что ты меня не убивала. Умер Дилан, но не я. Ты спасла меня. Ты отвезла меня в больницу и отдала свою машину, лишь чтобы никто не заявлял в полицию обо мне. Льдинка, ты спасла меня и нашего малыша. — Я улыбнулся и положил свою руку ей на живот. — Я так люблю тебя. Так сильно люблю. Это ты меня прости, что не сумел вовремя спасти тебя, что не сумел остановить это гребаное сумасшествие. Мы должны были любить друг друга и этот мир, а в итоге мы не любим его, а он — нас. Кристалик, я так люблю вас двоих, — шепчу и чувствую, как по щекам бегут слёзы.

Боже, вот сейчас я чувствую, что всё сумею! Я знаю, что смогу ей помочь. Я уверен, что мы справимся! Потому что мы есть друг у друга. Потому мы оба нужны малышу, подрастающему в животике мамы.

Я хочу дать этому ребёнку то, что не имел сам. Хочу быть настоящим отцом всю жизнь, а не в последний момент, как мой папа. И хоть я рос с верой в то, что все слова Беллатрисы по поводу моего отца были правдой, я всё же узнал правду о том, как он на самом деле умер. Я узнал это, когда убивал мачеху. Она рассказала мне всё. И я просто хочу иметь настоящую семью, а не фальшивую, какой она была у меня в детстве.

— Джастин, ты меня любишь? — спрашивает брюнетка, смотря в мои разного цвета глаза, и, отложив сплетенный венок в сторону, гладит мне щеку тыльной стороной ладони. Её, небось, щекочет моя щетина, уверен. Потому что щекотала ранее.

Ну же, Льдинка, засмейся и потрись носом в мою шею, как любила делать по вечерам, когда мы пытались уснуть. Ну же, давай. Прояви то, чего так давно не было — свои чувства ко мне.

Ну же!

И она, словно услышав мою мольбу, прижимается ко мне, носом втыкаясь в шею, и вдыхает аромат, начиная тереться и хихикать.

Это, должно быть, со стороны выглядит нелепо, но на самом деле это невероятно приятно. Я так счастлив.

Моя Кристал возвращается.