Чай с пломбиром

Утро. Часть вторая

Но сказка не вечна. Серость будней мутной пеленой заслоняет яркие моменты радости, обращая их в памяти в черно-белый мультик, порой вызывающий улыбку, но не более. Так и сейчас. Катя ушла, и мир, этот вроде бы яркий мир посерел, съежился. На небо вновь наползали тучи. Угрюмые, серые, Московские.
В квартире царила тишина. Время, некогда летевшее куда-то сапсаном, теперь замерло, улеглось пылью на старый аквариум, затаилось последними лучами восходящего солнца под диваном и лишь мерно, с какой-то потаенной издевкой отзывалось падающими с крана в холодную пустоту раковины каплями. Безысходность.
Я закрыл глаза, тишина угнетала, давила железобетонной плитой на плечи, грудь, ноги, сдавливала в какую-то неприглядную фигуру, способную вызвать лишь отвращение. То странное чувство, приходящее на рассвете. Когда еще нет сил встать, подняться, но уже невозможно лежать. Казалось, Морфей изгоняет тебя из своего царства, но уже нет сил бежать к границе. А Морфей уже за спиной, давит, давит тебя к арке ворот, за которой утро, метро, работа.
Но кто мы такие, чтобы тягаться силами с богами? Я все же встал. В зеркало смотреть не хотелось, я знал, что ждет меня там. Больная, опухшая физиономия смотрела оттуда. Физиономия имела отечные контуры, красные, воспаленные глаза и всклокоченные, местами склеившиеся волосы. Душ. Решение сколь простое, столь гениальное.
Освежившись, я, закутанный в синий халат, прошел на кухню. А что же еще можно делать на кухне, если не есть? Тем более утром. Тем более когда ужасно хочется есть! И тут есть два равносильных варианта: бутерброды и яичница. Конечно, яичница может показаться многим привлекательнее, но ведь эти самые многие даже не представляют, какими могут быть бутерброды!
Первая же картинка, возникающая в головах абсолютного большинства при слове 'бутерброд': кусок белого хлеба и два-три кусочка сырокопченой или один круглый шмат докторской колбасы сверху. И сочетание такое способно доставить удовольствие, а не набить желудок только в одном случае - если хлеб свежайший. А пусть даже будет он слегка вчерашний - все, весь вкус куда-то улетучивается, сменяемый ощущением полного отождествления себя со свиньей, пожирающей данную разновидность пищи. Едой это назвать уже нельзя.
А вот если на колбаску положить два-три кусочка огурца, завернуть эту конструкцию из пищеблоков в фольгу да забыть про нее на некоторое время, тут главное - не переборщить, то из грубой, сухой пищи бутерброд подобно фениксу переродится в нечто довольно приятное на вид и вкус.
Но бутерброд был съеден, и тишина одиночества вновь заполнила квартиру. И с этой тишиной приходила грусть. Она накатывала подобно волнам моря, обволакивала, проникала в тебя, а потом вновь откатывалась назад, чтобы, выждав минуту-другую, вновь проникнуть в душу, свести ее судорогой холода и страха.
Идея, светлая и чистая мысль, случайно забредшая в мою голову, оживила, согрела и встряхнула. Нужно было действовать! Тридцать минут - и вот на подоконнике стоит маленький аквариумчик, а в нем, сверкая в редких лучах солнца, маленькая, юркая рыбка! Петушок. Как здорово было наблюдать за ней, за тем, как она изучает камешки на дне, искусственные кустики, а потом замирает посреди аквариума, будто раздумывает, анализирует увиденное и вновь отправляется в свое маленькое путешествие.
Ее синие чешуйки, плавно, аккуратно, как возможно это только в природе, переходящие в плавники. Когда очередной шальной луч солнца, пробившийся через мглу облаков, попадал на рыбку, чешуя ее будто начинала светиться, озаряя комнату каким-то ярким, нежным, нечеловеческим светом. Нельзя было увидеть его, но он ощущался, чувствовался! Будто разом включали сотню маленьких ярких лампочек, спрятанных по всей комнате. Свет их согревал, ласкал душу, казалось, чешуя рыбки начинает петь подобно маленькой шкатулке-шарманке, что играет тихо в самом сокровенном, самом отдаленном уголке души тихую, нежную мелодию жизни, любви, тепла и света.
И как-то нужно было назвать этот маленький, живой и теплый комочек света Странно, но единственным, что крутилось в моей голове, будто навязываемое этим теплом, этим светом, было 'Семен'. Впрочем, почему бы и нет.
Семен все плавал от кустика к кустику, исследуя свое новое жилище, а я лег на диван, постепенно проваливаясь в тихий, спокойный сон, в котором не было страхов и тьмы, их прогонит от меня мой новый друг.