Рассказы для прочтения для 6 класса

Лесков Н. С. " Левша"

 
Глава первая

   Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонять хотели, но при нем был донской казак Платов, который этого склонения не любил и, скучая по своему хозяйству, все государя домой манил. И чуть если Платов заметит, что государь чем-нибудь иностранным очень интересуется, то все провожатые молчат, а Платов сейчас скажет: "так и так, и у нас дома свое не хуже есть, -- и чем-нибудь отведет.
   Англичане это знали и к приезду государеву выдумали разные хитрости, чтобы его чужестранностью пленить и от русских отвлечь, и во многих случаях они этого достигали, особенно в больших собраниях, где Платов не мог по-французски вполне говорить; но он этим мало и интересовался, потому что был человек женатый и все французские разговоры считал за пустяки, которые не стоят воображения. А когда англичане стали звать государя во всякие свои цейгаузы, оружейные и мыльно-пильные заводы, чтобы показать свое над нами во всех вещах преимущество и тем славиться, -- Платов сказал себе:
   -- Ну уж тут шабаш. До этих пор еще я терпел, а дальше нельзя. Сумею я или не сумею говорить, а своих людей не выдам.
   И только он сказал себе такое слово, как государь ему говорит:
   -- Так и так, завтра мы с тобою едем их оружейную кунсткамеру смотреть. Там, -- говорит, -- такие природы совершенства, что как посмотришь, то уже больше не будешь спорить, что мы, русские, со своим значением никуда не годимся.
   Платов ничего государю не ответил, только свой грабоватый нос в лохматую бурку спустил, а пришел в свою квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки [Кизлярки -- Прим. автора], дерябнул хороший стакан, на дорожний складень богу помолился, буркой укрылся и захрапел так, что во всем доме англичанам никому спать нельзя было.
   Думал: утро ночи мудренее.
 
Глава вторая

   На другой день поехали государь с Платовым в кунсткамеры. Больше государь никого из русских с собою не взял, потому что карету им подали двухсестную.
   Приезжают в пребольшое здание -- подъезд неописанный, коридоры до бесконечности, а комнаты одна в одну, и, наконец, в самом главном зале разные огромадные бюстры, и посредине под Балдахином стоит Аболон полведерский.
   Государь оглядывается на Платова: очень ли он удивлен и на что смотрит; а тот идет глаза опустивши, как будто ничего не видит, -- только из усов кольца вьет.
   Англичане сразу стали показывать разные удивления и пояснять, что к чему у них приноровлено для военных обстоятельств: буреметры морские, мерблюзьи мантоны пеших полков, а для конницы смолевые непромокабли. Государь на все это радуется, все кажется ему очень хорошо, а Платов держит свою ажидацию, что для него все ничего не значит.
   Государь говорит:
   -- Как это возможно -- отчего в тебе такое бесчувствие? Неужто тебе здесь ничто не удивительно? А Платов отвечает:
   -- Мне здесь то одно удивительно, что мои донцы-молодцы без всего этого воевали и дванадесять язык прогнали.
   Государь говорит:
   -- Это безрассудок.
   Платов отвечает:
   -- Не знаю, к чему отнести, но спорить не смею и должен молчать.
   А англичане, видя между государя такую перемолвку, сейчас подвели его к самому Аболону полведерскому и берут у того из одной руки Мортимерово ружье, а из другой пистолю.
   -- Вот, -- говорят, -- какая у нас производительность, -- и подают ружье.
   Государь на Мортимерово ружье посмотрел спокойно, потому что у него такие в Царском Селе есть, а они потом дают ему пистолю и говорят:
   -- Это пистоля неизвестного, неподражаемого мастерства -- ее наш адмирал у разбойничьего атамана в Канделабрии из-за пояса выдернул.
   Государь взглянул на пистолю и наглядеться не может.
   Взахался ужасно.
   -- Ах, ах, ах, -- говорит, -- как это так... как это даже можно так тонко сделать! -- И к Платову по-русски оборачивается и говорит: -- Вот если бы у меня был хотя один такой мастер в России, так я бы этим весьма счастливый был и гордился, а того мастера сейчас же благородным бы сделал.
   А Платов на эти слова в ту же минуту опустил правую руку в свои большие шаровары и тащит оттуда ружейную отвертку. Англичане говорят: "Это не отворяется", а он, внимания не обращая, ну замок ковырять. Повернул раз, повернул два -- замок и вынулся. Платов показывает государю собачку, а там на самом сугибе сделана русская надпись: "Иван Москвин во граде Туле".
   Англичане удивляются и друг дружку поталкивают:
   -- Ох-де, мы маху дали!
   А государь Платову грустно говорит:
   -- Зачем ты их очень сконфузил, мне их теперь очень жалко. Поедем.
   Сели опять в ту же двухсестную карету и поехали, и государь в этот день на бале был, а Платов еще 6ольший стакан кислярки выдушил и спал крепким казачьим сном.
   Было ему и радостно, что он англичан оконфузил, а тульского мастера на точку вида поставил, но было и досадно: зачем государь под такой случай англичан сожалел!
   "Через что это государь огорчился? -- думал Платов, -- совсем того не понимаю", -- и в таком рассуждении он два раза вставал, крестился и водку пил, пока насильно на себя крепкий сон навел.
   А англичане же в это самое время тоже не спали, потому что и им завертело. Пока государь на бале веселился, они ему такое новое удивление подстроили, что у Платова всю фантазию отняли.
 
Глава третья