Легко ли быть одной? Лиз Туччилло

Тем временем в Штатах...

Все они оделись как на похороны. Хотя в конечном счете повод был радостный, если разобраться. Собственному эго Серены, всем ее желаниям, привязанности к материальному миру, составлявшим ее прежнее «я», предстояло умереть, и Джорджия, Элис и Руби согласились пойти на похороны, чтобы отметить это событие. Церемония происходила в ашраме возле Нью-Пальтца, штат Нью-Йорк, в полутора часах езды от города, и Джорджия предложила поехать туда на машине. Руби опоздала на встречу возле гаража, потому что она всегда опаздывает, что немедленно вызвало раздражение у Джорджии и Элис, потому что они никогда не опаздывают, а главное – потому что на самом деле им совсем не хотелось ехать в Нью-Пальтц, чтобы посмотреть, как Серена станет свами. Но они мне это пообещали и, хотя сами не собирались принимать обет безбрачия у алтаря Шивы, по-прежнему продолжали поклоняться алтарю дружбы и верности данному подругам слову.Вначале в машине висело неловкое молчание. Было девять утра, все не выспались и были немного на взводе, и никто понятия не имел, во что они влипли. Однако, если вы хоть чуть-чуть знаете женщин, вы в курсе, что ограниченное пространство и некая интимность автомобильного салона в конечном счете заставят разговориться даже весьма сердитых дам.Вскоре Элис начала выкладывать Джорджии систему своих убеждений касательно того, как жить одной. Она на словах живописала карты и диаграммы, в которых содержались основные догматы ее вероучения о свиданиях с мужчинами: «ты должна выходить на люди, ты должна выходить на люди, ты должна выходить на люди». Пока они ехали по Восемьдесят седьмому шоссе, Элис просветила Джорджию насчет сайтов nerve.com и match.com, рассказала, что уделяет не слишком много времени переписке с мужчинами, а вместо этого назначает им свидание, чтобы выпить кофе или чего-нибудь покрепче, но никогда не ужинает. Она учила Джорджию немедленно отсеивать тех, кто в первых нескольких письмах допускает какие-либо инсинуации сексуального толка, и объяснила, что не мучается угрызениями совести, если ей не хочется отвечать мужикам, которые, как ей кажется, старики, коротышки или уроды.Джорджия свернула со скоростной трассы и поехала по дорогам, обсаженным деревьями, мимо ферм, коров и коз, а Элис все рассказывала ей о скалолазании в Челси Пирс, о плавании на байдарках, о долгих пеших походах по Вест-Сайд Хайвей. Она поведала о самых крутых клубах и барах и объяснила, когда и куда следует ходить.Джорджия, паника и маниакальный синдром у которой и так устойчиво находились на шестой стадии, определенно не нуждалась в дальнейшем накачивании. Хотя речь шла всего лишь о полутора часах езды на «Хонда Акура» в северном направлении, это испытание смело можно было бы приравнять к сорокавосьмичасовому пребыванию в «Мотеле-6» в компании саентологов, которые не дают вам спать, есть и звонить по телефону. Но к тому моменту, когда мои подруги остановились перед Медитационным центром «Джаянанда», мозги у Джорджии были уже полностью промыты в соответствии с евангелием от Элис. Она была на крючке.Руби всю дорогу проспала на заднем сиденье. И проснулась, только когда машина въехала на усыпанную гравием дорожку.– Кто-нибудь в курсе, что мы, собственно говоря, собираемся тут увидеть? – спросила Руби, когда автомобиль проезжал мимо таблички с названием центра.– Лично я понятия не имею, – сказала Джорджия.– А я лишь надеюсь, что нам не придется участвовать в каких-нибудь безумных скандированиях, – добавила Элис.Они вышли из машины и расправили примявшиеся наряды. На Джорджии и Руби были платья в сочетании с чулками и ботинками, а Элис выбрала комплект из блейзера и брюк, который смотрелся более профессионально. Следуя за немногочисленными гостями вниз по склону зеленого холма по узкой, выложенной камнем тропинке, мои подруги заметили, что, видимо, оделись слишком официально. На остальных гостях были свободные рубашки и юбки; мужчины отличались растительностью на лице в виде разнообразных вариаций бороды, а большинство женщин – растительностью на ногах. Было там и несколько индусов в оранжевых одеждах и сандалиях. Спустившись к подножию холма, Джорджия, Элис и Руби увидели место, где должна была происходить церемония. Здесь под открытым небом находился каменный храм. Он был круглым, с мраморными полами, с колоннами из камня и различными изображениями индуистских фигур на стенах. На пороге храма люди снимали свои туфли и сандалии. В воздухе пахло благовониями.– Выглядит действительно загадочно, – прошептала Джорджия.Подруги с трудом сняли свою обувь и зашли внутрь. Они сразу же уловили торжественную атмосферу ритуала. В центре храма находился каменный очаг, в котором ровно горел огонь. «Паства» принялась рассаживаться на полу, скрещивая под собой ноги. Экипировка трех наших дам была плохо приспособлена для позы лотоса, но, тем не менее, они храбро разобрались с собственными юбками и брюками, что позволило им кое-как примостить свои замечательные попы на холодном каменном полу.Пожилой индус в оранжевом одеянии, который, по-видимому, был главным свами, начал читать какую-то книгу на санскрите. С двух сторон от него находились двое мужчин, тоже свами: один пожилой, похожий на итальянца, а другой – очень даже «горячий», немного за сорок. Рядом с ним расположилась ужасно полная женщина-свами. Пока индийский свами читал, эти трое неподвижно стояли и молчали. Наконец ввели новых посвященных. Всего их было пятеро: трое мужчин и две женщины. Одной из этих женщин была Серена.При виде ее Элис, Руби и Джорджия дружно ахнули. Серена сбрила волосы. Все, за исключением небольшой пряди на затылке, которая спускалась ей на спину. Ее красивые белокурые волосы исчезли. От прежней Серены осталось лишь нечто тщедушное, напоминавшее маленькую тощую птичку. В оранжевом сари. Когда Серена за день до этого позвонила Элис, чтобы рассказать ей, как доехать, она объяснила, что делает. Она верила, что ее призвание состоит в том, чтобы остаток жизни провести в медитации и религиозных службах, и все это в надежде получить нечто вроде духовного просветления. Серена считала, что покончила с материальным миром и уже готова от него отказаться. Элис тогда толком не сообразила, о чем она говорит, но теперь, увидев ее в оранжевых одеждах и без волос, поняла, что Серена не шутила.Все вновь посвященные тихо стояли, пока свами не дочитал главу. Затем заговорил «горячий» свами. Он, похоже, был переводчиком, ответственным по связям с общественностью при храме, в задачи которого входило объяснить присутствующим, что тут происходит.– Я хочу поприветствовать всех, кто пришел сюда, на эти похороны. Сегодня ученики становятся саньясинами. Они примут обет бедности, безбрачия, откажутся от семьи, друзей, от удовольствий физического мира. Этот огонь символизирует погребальный костер...– А он и вправду горячая штучка, – прошептала Джорджия. – Что у него за акцент, как думаешь?– Точно не могу сказать, – тоже шепотом ответила Элис. – Австралийский?Руби гневно взглянула на них, и они закрыли рты.– ...В котором сгорит их прошлое «я», чтобы дать дорогу новой сущности в качестве саньясинов.Вслед за этим старый индийский свами взял какие-то ножницы, лежавшие на полу, и когда каждый из новичков становился перед ним на колени, он отрезал последние остававшиеся у них на голове волосы и бросал их в огонь. После того как с этим было покончено, пятеро почти-что-уже-свами сели на пол, скрестив ноги. Очень полная дама одному за другим поставила им на головы по три конуса благовоний, Серена была последней. Джорджия, Элис и Руби были потрясены. Девушка, которую они и видели всего-то несколько раз – причем в последний раз ей промывали желудок, – сидела перед ними лысая и пыталась сохранить равновесие, чтобы благовония не слетели с ее головы. Три пары глаз испуганно округлились, когда индийский свами по очереди поджег все эти конусы. «Горячий» свами пояснил:– Пока эти конусы благовоний не догорят до кожи на их голове, саньясины будут медитировать на новом для них пути воздержания; горящие конусы могут оставить шрам как постоянный символ вновь обретенной готовности к самоотречению.Элис тяжко вздохнула, Руби подняла брови, а Джорджия просто закатила глаза. Серена посмотрела в толпу и улыбнулась. Казалось, что она сияет. Было в ее взгляде что-то такое, от чего у трех подруг перехватило дыхание. Внутренний покой. Умиротворенность.Это ж надо. Подумать только!– А теперь я приглашаю вас несколько мгновений помедитировать вместе с нашими саньясинами.Все в храме закрыли глаза и принялись делать медленные вдохи и выдохи. Лишь Джорджия беспокойно огляделась по сторонам. Она начала обдумывать идею насчет сожжения своего прежнего «я». Если Серена смогла избавиться от этого, то и она, Джорджия, тоже сможет. Она не должна постоянно сходить с ума по Дейлу. Не должна чувствовать унижение из-за того, что нарушила обещание, данное перед двумястами тридцатью своими ближайшими друзьями и родственниками и порвала с мужчиной, которого, по идее, должна была любить, пока смерть не разлучит их. Она сможет избавиться от ощущения, что ее брак – а следовательно, и вся ее жизнь – неудача. Она сможет вырваться из агонии осознания, что человек, с которым ее объединяли интимная близость, жизненные трудности, радости и рождение двоих детей, нашел другую женщину, которую предпочел ей.Пока Джорджия сидела там в своей слегка лопнувшей на боку юбке, внутренний голос сказал ей: «Я смогу все это отпустить. Я не желаю быть раздражительной разведенной дамой. Я смогу делать все так, как сама захочу. А я хочу встречаться с молодыми "горячими" парнями».Элис тем временем чувствовала покалывание в затекших скрещенных ногах и все-таки не могла не заметить, до чего же хорошо просто посидеть спокойно, пусть даже недолго. Такой покой. Умиротворение. Просто подышать. Остановиться. Она закрыла глаза.Ее внутренний голос сказал ей: «Я передала свои знания Джорджии. Она будет понятливой и прилежной ученицей. А мне пришло время остановиться. Я вся нафиг вымоталась». Элис продолжала медленно ритмично дышать – вдох-выдох, вдох-выдох, – пока ее внутренний голос в конце концов не произнес: «Пора мне выйти замуж за первого встречного мужчину».А перед мысленным взором Руби, к ее немалому удивлению, предстала такая картина: она держит на руках младенца в окружении друзей и близких, купаясь в ореоле любви и всеобщего одобрения. От внезапного видения собственного материнства ее глаза мгновенно открылись.– Пока наши саньясины медитируют, приглашаем присоединиться к нам в главном здании и отведать карри и чапати.После того как Руби, Джорджия и Элис приехали обратно в Вест-Виллидж, где Джорджия парковала свою машину, все они вежливо попрощались друг с другом.Пребывая в состоянии задумчивости, Руби решила прогуляться по парку и подышать свежим воздухом. Но ей было не все равно, в какой парк идти. Детская площадка на Бликер-стрит была маленькой, каких-то тысяча квадратных футов, но буквально забитой детьми под завязку – и все они бегали, куда-то карабкались, что-то копали, визжали, хихикали, дрались и ссорились. Там были ярко раскрашенные разноцветные ведерки, и грузовички, и такие штуки на колесах, на которых детворе можно ездить, отталкиваясь своими маленькими ножками. Там были мамы и нянечки, которые вовсю сияли местным шиком. Было и несколько отцов: все красивые, седеющие, с хорошо накачанными бицепсами. Руби стояла и смотрела на все это, взявшись за прутья ограды, защищавшей этот мирок от растлителей и похитителей детей. Подойдя ко входу, она натолкнулась на большую табличку, висевшую на внушительных металлических воротах: «Взрослым без детей вход воспрещен». Руби проигнорировала ее и вошла внутрь с видом «красивой мамаши, высматривающей свое обожаемое дитя и любимую нянечку».Она оглядела парк. Руби не знала толком, что именно она ищет, но была уверена, что это как раз то место, где она это найдет. Она присела рядом с двумя мамочками, белыми женщинами, стройными, с по-настоящему хорошо подкрашенными отдельными прядями волос. Руби собирала информацию и буквально впитывала ее: о детях, о родителях, о нянях, обо всем. Внезапно в центре парка, возле веревочной лестницы что-то произошло, вспыхнула потасовка. Четырехлетняя девочка, настоящий дьяволенок с длинными каштановыми кудрями, с визгом била бедного беззащитного мальчика; она сшибла его с ног и теперь вопила на пределе своих легких. Лицо у нее было красное, а глаза от возмущения вылезли из орбит чуть ли не на затылок, как будто это она была пострадавшей стороной. К девочке быстро подбежала молодая женщина и крепко обняла ее. Другая подбежавшая женщина подхватила мальчика, который теперь тоже вопил. Мамаша юного чудовища отчитывала свое демоническое дитя, но было очевидно, что до той ее слова не доходят. Это дурное семя уже находилось в стране под названием Истерика: девочка визжала, орала и била свою мать. Когда две мамаши, сидевшие рядом с Руби, заметили на ее лице выражение неподдельного ужаса, они просто покачали головами и едва ли не в унисон произнесли два слова, которые должны были все объяснить:– Мать-одиночка.Руби сочувственно закивала.– Печально, – сказала она, подталкивая их к разговору.– Это была связь на одну ночь. Она забеременела и решила справляться со всем одна. Это было очень смело, – сказала стройная женщина со светлыми прядями.– Но теперь, несмотря на помощь сестры и приходящих нянь, материнство превратилось для нее в сплошной кошмар, – сказала другая стройная женщина с рыжими прядями.– Точно, кошмар, – повторила блондинка, чтобы сделать на этом упор.Руби не смогла сдержаться.– Ну, я уверена, что никогда не пошла бы на это. А вы? – с невинным видом поинтересовалась она.По выражению лиц ее собеседниц было очевидно, что об этом можно было и не спрашивать, но Руби все равно решила продолжать.– Я хочу сказать, могли бы вы себе представить, что будете воспитывать ребенка в одиночку?Она попыталась произнести это как можно более небрежным тоном, но ответа ждала так, как будто от этого зависела судьба Затерянного ковчега.– Никогда. Ни за что. Это слишком тяжело.– Абсолютно исключено. Я бы скорее наложила на себя руки.Предположения Руби подтвердились: мать-одиночка – это еще более депрессивный вариант, чем просто одинокая женщина. А как же тогда радости материнства? Сокровенная внутренняя связь между матерью и ребенком? Наслаждение от сознания того, что ты воспитала человека с момента его рождения и дала ему дорогу в большой мир?– Но вам не кажется, что матерью быть прекрасно даже в таком случае? Даже без мужа?– Оно того не стоит. Я бы лучше умерла, – сказала рыжеволосая.Мамочка со светлыми прядями оформила эту мысль в развернутом виде:– Вы только представьте себе, что все делаете сами. Даже имея всю помощь мира, в конце дня вы все равно неминуемо будете переживать, не заболели ли ваши дети, решать, в какую школу их отдать, будете учить их завязывать шнурки, ездить на велосипеде. Вы единственный человек, который повезет их кататься на санках, будет организовывать им «свидания в песочнице»; который должен будет каждый день их кормить и укладывать спать. Вам также самой придется проверять, чтобы они вовремя попали на занятия, готовить им в школу завтраки, разговаривать с их учителями, помогать выполнять домашние задания. Именно вам будут звонить из школы, если ребенок заболел, если у него неприятности или... – Она немного запнулась, после чего многозначительно закончила: – У него обнаружили неспособность к чтению.– Верно. А теперь еще представьте, что ваш ребенок серьезно болен, что у него рак или еще что-нибудь в этом роде, – сказала женщина с рыжими прядями.– О господи, одна мысль о том, что, попав в больницу, нужно будет звонить какому-нибудь другу или родственнику и просить, чтобы с тобой посидели, уже большое испытание для любого. Если бы я была не замужем, уже одно это заставляло бы меня каждый раз во время секса использовать штук по пять презервативов.– А теперь представьте себе, что вы мать-одиночка с подростком.– Ну да, вам нужно прививать ему дисциплину, устанавливать рамки дозволенного, разбираться с проблемами, которые касаются наркотиков, свиданий и секса, и, вдобавок ко всему, теперь он вас еще и ненавидит за это.– А если у вас девочка, представьте, что у вас начинается менопауза, а вы при этом видите, как ваша дочка расцветает и становится желанной, тогда как вы сами уже вянете, усыхаете и становитесь в этом смысле бесполезной.Эти дамы ударились в описание совсем уж мрачных, даже для Руби, картин. Она старалась продемонстрировать, что вовсе не озабочена этими перспективами, и попробовала вдохнуть в разговор больше оптимизма:– Ну, к тому времени, когда дети станут подростками, вовсе не обязательно оставаться матерью-одиночкой. Можно ведь кого-то встретить.Женщины дружно обернулись к Руби и пристально посмотрели на нее.– Как будто у вас найдется на это время, – сказала блондинка.А рыжеволосая добавила:– Да и кому вы тогда будете нужны? Мужики в Нью-Йорке могут получить любую, какую только захотят. Так неужели они остановят свой выбор на женщине с ребенком?Оптимистический голос в душе Руби перешел на шепот.– Ну, если мужчина по-настоящему тебя полюбит, ему ведь будет все равно?..Две мамаши снова взглянули на нее, как на дурочку. И тогда блондинка сама задала Руби вопрос:– Ладно, а вы сами как считаете? Вы могли бы решиться на такое?Руби посмотрела на игравших на площадке детей, бо́льшая часть которых казались ей любимыми, хорошо одетыми и ухоженными. Она подумала о «свиданиях в песочнице», о домашних заданиях, об укладывании в постель по вечерам, о детском раке. А затем подумала о том, в какой депрессии находилась только потому, что ее парень не позвонил ей после второго свидания.– Нет. Я бы не смогла. Я бы никогда не смогла стать матерью-одиночкой.Мамочки согласно закивали. Эти три женщины, сидевшие в детском парке в Вест-Виллидже, были единогласны в своем мнении относительного того, во что они свято верили: быть матерью-одиночкой действительно хреново.Руби пошла по Бродвею пешком. В районе Шестьдесят седьмой улицы она в душе смирилась с тем, что никогда не станет матерью-одиночкой. Похоже, этот вариант она могла уже сейчас вычеркнуть из своего списка. Эти женщины были правы – а уж они-то знают, – это очень тяжело. Выходит, единственное, что ей теперь остается, – это продолжать встречаться с мужчинами. Но каким образом? Это было такое депрессивное занятие... Руби шла и думала о Серене. Серена так верила в Бога и в духовное просветление, что отказалась от всего на свете и позволила жечь благовония у себя на голове. Это был по-настоящему бескомпромиссный поступок. И он заставил Руби задуматься, во что верит она сама. Может, на самом деле бросить все к чертовой матери? Перестать встречаться с кем попало и начать беспокоиться о совершенно других вещах? Идея была не такой уж отталкивающей. Но по мере того как Руби шла дальше и продолжала думать, она поняла, что пока не готова к этому. В ней все еще оставалось немного желания побороться. Когда Руби подходила к Девяносто шестой улице, ее наконец осенило. Ей необходимо снова оказаться на коне, снова полюбить. Нужно не бояться опять окунуться в это; она должна снова нырнуть в эти чувства с головой.Пришла пора завести нового кота.Теперь Руби не просто гуляла, а шла с определенной целью: она собиралась вернуться в приют для животных, где нашла своего Ральфа. Время скорби и слез прошло.Приют находился в двухэтажном бетонном бункере на углу Сто двадцать второй улицы и Амстердам-авеню в районе, который считался немного опасным. Но улица эта вызывала у Руби не столько страх, сколько ностальгию по ушедшей эре своей жизни. Таких улиц у нас осталось не много. К тому моменту, когда Руби наконец туда добралась, она уже испытывала гордость оттого, что совершает нечто столь жизнеутверждающее – снова выбирает любовь.Как только она открыла дверь приюта, в нос ей тут же ударил острый запах животных. Это был удушливый запах, от которого хотелось сразу же выйти на улицу. Но Руби направилась к стойке, за которой находилась молоденькая девушка, похожая на ирландку, с курчавыми волосами, прихваченными на макушке заколкой. Стены были заклеены бодрящими плакатами с изображениями животных, которые напоминали посетителям о том, что «Любить меня – значит удалить мне яичники» или же «Купи мне идентификационный ярлык за 8 $ сегодня и завтра сэкономишь 300 $ на награде, если я потеряюсь!». Бетонные стены были увешаны картинами с изображением собак и кошек, но на самом деле толку от этого было мало. Это место все равно выглядело как бомбоубежище, сколько бы щенков тут ни нарисовали.Руби объяснила девушке за стойкой, что хочет взять домой кота, и та тут же суетливо провела ее через дверь, ведущую к лестнице. На ступеньках зловоние усилилось, а когда они открыли дверь на второй этаж, уши Руби заложило от собачьего воя. Звук этот резанул ее прямо по сердцу; это было жалобное причитание, шедшее, казалось, из самых глубин собачьей души. Оно показалось ей таким знакомым, что у Руби закружилась голова. «Точно так же мне самой хочется выть каждый раз, когда я просыпаюсь по утрам», – подумала она.Идти по этому мрачному коридору, да еще в сопровождении воя, было жутковато – напоминало сцену из фильма «Пролетая над гнездом кукушки», только с собаками вместо людей. Поэтому Руби быстро вошла в комнату, где стояли клетки с кошками. Она закрыла за собой дверь, что немного приглушило собачий плач. Одного за другим Руби осмотрела котов. Все они были симпатичными, мягкими и немного сонными. Но в ушах у нее все еще звенели вопли этого чертового пса. Руби остановилась на одном коте, особенно очаровательном, почти котенке; шерсть у него была бело-серой, и звали его Ванилька. Когда Руби сунула к нему в клетку палец, котенок сразу же игриво схватил его своими лапами. Так тому и быть: она возьмет себе этого Ванильку. Руби вышла из комнаты, чтобы сообщить о своем решении девушке за стойкой.Пока Руби шла по коридору, этот ненормальный пес продолжал надрываться. Она решила, что нужно взглянуть на это создание, и открыла дверь в этот сумасшедший дом.Руби шла мимо клеток, где, казалось, находятся одни питбули, и наконец нашла-таки эту Луженую Глотку. На ее клетке висела распечатка: «Кимья Джонсон – четырехлетняя сука, помесь белого питбуля, которую хозяева взяли еще щенком. Мы недавно подобрали ее на улице и так и не смогли найти владельца. Это очень славная, дружелюбная, ласковая собака, которая не гадит в помещении и просится на улицу. Что ж, потеря ее прежних хозяев обернется для кого-то находкой. Возможно, ее новым владельцем станете вы?»Сердце у Руби оборвалось. Беднягу взяли из приюта лишь для того, чтобы она снова там очутилась. А потом еще говорят о проблемах брошенных детей. Кимья стояла, опершись передними лапами на клетку, и выла, выворачивая наизнанку свое маленькое собачье сердце. С таким же успехом она могла бы стучать оловянной миской по прутьям решетки, как это делают заключенные. В этот момент в комнату вошла совсем молоденькая девушка, лет шестнадцати. На ней была коричневая униформа, а на груди висел бейджик, на котором синим фломастером было написано «Фелиция», а чуть ниже – «Волонтер».– Она очень шумная, да? – сказала девушка с сильным испанским акцентом. – Поэтому ее никто и не хочет брать. Она очень шумная.Руби посмотрела на Фелицию. Волонтеру так говорить не следовало бы. Кимья продолжала выть.– Зато она симпатичная, – ответила Руби, ощутив потребность сказать что-то хорошее.Фелиция посмотрела на Кимью и хмыкнула.– Это да. Но она слишком шумная. Думаю, поэтому ее и собираются завтра усыпить. Слишком уж от нее много шума. Черт.Руби снова быстро посмотрела на Кимью.– Что, правда? Завтра? – Ее голос сорвался.Фелиция цыкнула зубом.– Я слышала об этом, – сказала она и пожала плечами.Руби оторопела.– Ну... а вы не хотите убедить меня взять ее себе?Фелиция бросила на нее ничего не выражающий взгляд, а затем выдержала долгую паузу для большего театрального эффекта.– Ладно. Хотите ее взять? Потому что если хотите, то можете забрать ее.Тогда Руби выпалила в ответ:– Мой дом не позволяет мне держать собак.Фелиция закатила глаза, ухмыльнулась, раздраженно махнула на нее рукой и вышла за дверь.Руби стояла и смотрела на Кимью. На миг собака затихла и тоже посмотрела на Руби. Черные с розовым глаза животного молили о помощи.Быстро выйдя из комнаты, Руби спустилась по лестнице. Внизу она подошла к девушке за стойкой.– Мне жаль, что я не могу приютить у себя Кимью. Правда жаль. Меня просто выгонят из моей квартиры. Вы себе представить не можете, какой у нас строгий совет кооператива.Девушка за стойкой смотрела на нее равнодушным взглядом.– Но зато я могу взять Ванильку, – с гордостью сказала Руби. – И еще я хотела бы раз в неделю приходить сюда и работать у вас волонтером.Девушка удивилась. И тут же вручила Руби униформу.– Замечательно. Инструктаж состоится в эту среду в семь часов.Руби радостно улыбнулась.– Отлично! Спасибо.Пока она ждала, когда ей принесут Ванильку, у нее вырвался вздох облегчения. Руби знала, что сможет убеждать людей взять к себе бездомных животных. Она будет спасать жизнь десяткам котов и собак. Они в ней нуждались.