Парижские истории

***

Я помню тот вечер, как будто он был вчера. Мы сидели за столом, попивая тёплый чуть крепкий чай. Атмосфера была очень умиротворенной. Мадам Леплер, ждущая второго ребенка, сидела со своим первенцем, немного тучным мальчиком лет 10, напротив нас с матушкой. Когда-то они были нашими соседями, и мы часто гостили у них, но вскоре эти чудесные люди переменили своё жилище. И вот, возвращаясь к настоящему, я и моя матушка сидели в новой слегка кажущейся нам тесной квартирке. Мы разговаривали, много разговаривали. Время давно перевалило за полночь, но беседа никак не прекращалась. Этот диалог навсегда изменил моё мировоззрение. Боюсь, что не смогу передать в точности все, что тогда произнесла та удивительная дама, но попытаться все же стоит. Рассказывая нам о чем-то, сначала ее серые глаза начинали приобретать яркую синюю краску, зрачки значительно быстро расширялись, она говорила о чем-то с таким волнением, с таким восхищением, что, казалось, вот-вот полетят искры из глаз. И я не слушал ее, я мог смотреть только на них, они заманивали меня, закутывали в свои сети. Но рассказ не о том. Постепенно тема разговора сменилась, глаза нашей бывшей соседки потеряли былой блеск и вновь стали серыми. Я начал слушать мадам и взглянул на неё с другой стороны. Она оказалась необыкновенно сильной женщиной, несмотря на ее маленькое тело и вечно улыбающееся лицо. Это поразило меня. Я, наверное, уже никогда не вспомню все детали, но некоторые фразы помню до сих пор.
Вот тут, собственно говоря, и начинается история:
Мэри Леплер была очень юной девушкой, ей только-только исполнилось восемнадцать лет. Она, как и все особы того времени, любила играть с чувствами молодых людей, это завораживало её. Мэри, достигнув совершеннолетия, уехала в город из родной деревни, оставив родителей вдвоём с братом. Их отношения с братом были неимоверно далеки от идеала, они очень редко разговаривали, а если и пытались, то постоянно ссорились. Не знаю, правильно ли будет, если я скажу так, но любовь родителей была разделена: отец больше любил дочь, а мать - своего сына. И все это было бы естественно, если бы не дальнейшие события. К сожалению, я не знаю, при каких обстоятельствах и когда это выяснилось, но у матери Мэри обнаружили рак, и ведь не просто рак, а ее болезнь была на последней стадии, и врачи оказались бессильны. Все, что они сделали, так это заставили подписать ее бумаги, чтобы никто больше не узнал об этом( тогда были тяжелые времена).Такой поворот судьбы изменил девушку до неузнаваемости. Она стала жесткой, как кремень, а на душе у неё становилось все хуже и хуже, но, найдя в себе силы, научилась сдерживать эмоции.( Во время того, как она это рассказывала, на ее лице была лишь едва заметная улыбка)
Когда драгоценный член семьи умер, семья практически распалась, и Мэри больше никогда не разговаривала со своим братом, хотя прошло уже более десяти лет. (И вот глаза у неё покраснели и от слез наполнились опустошенным зеркальным блеском, но она так и не проронила ни одной слезинки и просто продолжала рассказывать).
Провинциалка часто возвращалась к себе домой, всячески помогая с разными хозяйскими заботами. Годы шли. Девочка выросла, обзавелась семьей. И казалось бы, все наладилось, но жизнь всегда преподносит нам сюрпризы, а приятные они или нет, ее не волнует. Жизнь любит быть непредсказуемой.
Сын Мэри, Жак восхищался своим дедом, и у них была какая-то особенная связь, никто кроме них не мог ее разобрать. Дедушка старел, и с годами у него начали появляться разные болезни. Он считал, что у него болела грыжа. Иногда она болела месяцами, но потом эта боль пропадала на долгое время. Дочь, так отчетливо помнящая прошлую трагедию, сразу же ринулась везти любимого отца в местный госпиталь, но так же, как и у матери Мэри, у него нашли опухоль.
Юная женщина, перебирая дрожащими пальцами, все-таки набралась смелости войти. Внутри было серо и холодно, почти так же, как в этой маленькой комнате, где в одиночестве сидел мужчина в белом халате. Он говорил с ней так, как не разговаривал ни один врач. Положа руки на стол, он долго смотрел в её серебристые глаза, будто бы все никак не мог решиться, и наконец произнёс этот ужасающий приговор. Говорил шепотом, с искренним сочувствием. Казалось, что они старые приятели.
Он был очень опытным в своём деле, но каждый, абсолютно каждый разговор с близкими смертельно больного пациента, для него был как будто первый. 
Она согласилась на операцию, пусть это и была последняя стадия, но тогда она об этом не знала. Надежда в сердце любящей дочери не угасала,  Мэри оставила свою новую семью и переехала жить к отцу. Бессонными ночами она продумывала, как дальше поступить, как она уговорит папеньку на операцию. И каждый вечер на протяжении двух месяцев мадам  корректировала и добавляла новые детали в будущий диалог. Все же Мэри сказала отцу, что нужно что-то делать с его больной "грыжей" и предложила операцию, он согласился. Она понимала, что отправляя его на этот риск, он уже может не вернуться.
Прошло три часа после операции, мадам Леплер судорожно ждала в палате, когда его привезли. Он был слабый и бледный. Звал свою матушку и внука. Больше никого. Только матушка и Жак. Это ничуть не расстроило ее, даже наоборот немного порадовало в это тяжелое время. Тогда операция прошла хорошо, пациент по-прежнему продолжал быть в неведении. Каждый день дочь делала ему массаж, разгоняя застоявшуюся кровь. Но ничего не помогло. Конец все-таки наступил. Врач только после смерти отца рассказал дочери о неизлечимости этой болезни, все было точь-в-точь как и в прошлый раз. 
И тогда Мэри спросила у доктора:
-- Но зачем же вы дали мне надежду?

-- Если бы я сказал вам правду, вы бы не сделали всего возможного и невозможного, как у вас и получилось. Вам удалось продлить его жизнь.

После окончания этой истории в ее глазах вновь появился металлический блеск и она произнесла слова, которые ещё на долгие годы отпечатались в моей памяти: «Дом дышал. Дом жил. Дом умер.»