Парижские истории

Искусство.

   По ночам Амели так громко кричала, что просыпался весь дом. Ее служанка Катрин быстрыми маленькими шажочками судорожно поднималась по узкой закрученной лестнице с кружкой горячего чая. И Амели успокаивалась только тогда, когда делала тот самый жизненно важный глоток. Жар постепенно проникал в нее и вскоре доходил и до ее больного сердца. Напиток напоминал о возлюбленном.
   Так происходило каждую ночь. Но в этот раз все было намного серьёзнее. Амели осознала, что прошёл целый год с тех пор, как она перестала получать вестей от Него.
   Истощенные ледяные ноги коснулись пола. Заскрипели доски.

— Но, мадам, вам вредно. Доктор велел лежать.

   С ужасом обернувшись, в сером углу она заметила красивую молодую женщину в омерзительно некрасивой одежде.

— Ох, так ты ещё здесь? Ступай к себе, Катрин. Здесь совершенно не о чем волноваться.

   Женщина кивнула и поспешила удалиться из комнаты. Дверь хлопнула.
   Музыка дома раздалась вновь. Это тяжело шагала хозяйка, так страстно желавшая пережить все заново. Она открыла фамильный шкаф и достала чёрную деревянную шкатулку. Бережно вытерла ее подолом своей ночной рубашки и так же трудно направилась назад, взяв драгоценность с собой.
   Наконец она добралась до своей огромной пустой кровати, устроилась поудобнее и маленьким ключиком, взятым предварительно из секретного ящичка, принялась открывать свои сокровища.
   Поворот. Ее бледные пальцы дрожали. Щелчок. Она до сих пор не верила. Еще один поворот. Сердце забилось как бешеное. И снова щелчок. Замок отворился. Холодная слеза медленно скатилась по одинокой щеке.
   Фотография, где Он все так же неосознанно смотрел ей прямо в душу. Конверт с письмом, которое до Него так и не дошло. Это было то, что видели обычные люди, но для Амели открылся целый мир. Нежность последних объятий. Шуршание его кожи. Задорное звучание Его голоса, который с трудом всплыл в памяти. Вспомнила даже то, как она любила дождь и как Он его ненавидел. Тысячи картин в секунду проносились перед ее глазами.
  Но музей, единственным посетителем которого была Амели Дюпон, закрылся ранним июльским утром, когда на маленьком хорошеньком лице застыла прелестная улыбка, а на улице послышался гром, и все слёзы мира обрушились на ничего не подозревающий Париж. Окно с грохотом отворилось, оставив фотографию теперь всеми забытого Месье лежать на ледяном полу..