Они вывалились из своих камер, когда шарфюрер Бройер, два дня спустя, велел открыть двери. Последние тридцать часов они оба, как утопающие, барахтались где-то между обмороком и полуобмороком. В первый день они еще перестукивались друг с другом, потом силы покинули их.
Их вынесли наружу. Они лежали на «танцплощадке», рядом со стеной, окружавшей крематорий. Их видели сотни глаз. Никто не прикасался к ним. Никто не спешил унести их отсюда. Никто не хотел их замечать. Никаких указаний о том, что с ними должно произойти дольше, не было. Поэтому они как бы не существовали. Тот, кто осмелился бы приблизиться к ним, мог сам угодить в бункер.
Через два часа в крематорий были доставлены последние трупы.
— А что с этими? — лениво спросил охранник-эсэсовец. — Тоже в печь?
— Это двое из бункера.
— Они уже откинули копыта?
— Похоже на то.
Эсэсовец заметил, как рука 509-го медленно сжалась в кулак и вновь обмякла.
— Еще нет, — сказал он. У него болела спина. Это ночь с Фритци, в «Летучей мыши», — даже страшно вспомнить! Он закрыл глаза. Он выиграл пари у Хоффмана. У Хоффмана с Вильмой. Бутылка хеннесси. Отличный коньяк. Но теперь он чувствовал себя, как выжатый лимон.
— Спросите в бункере или в канцелярии, что с ними делать, — сказал он заключенному из «похоронной» команды.
Тот вскоре вернулся обратно. С ним пришел рыжий писарь.
— Этих двоих освободили из бункера, — доложил он. — Их надо отправить в Малый лагерь. Приказ господина коменданта.
— Ну тогда убирайте их отсюда. — Эсэсовец нехотя посмотрел в свой список. — У меня по списку тридцать восемь выбывших. — Он пересчитал трупы, аккуратно уложенные в шеренги перед входом. — Тридцать восемь. Все верно. Убирайте этих двух, а то опять мне все перепутаете.
— Четыре человека! — скомандовал капо «похоронной» команды.-Этих двоих живо в Малый лагерь!
Четверо заключенных подняли Бухера и 509-го с земли.
— Сюда! Быстро! — зашептал им рыжий писарь. — Подальше от мертвяков. Сюда!
— Да они же почти готовы, — сказал один из четверых.
— Заткнись! Давай живей!

YOU ARE READING
Искра жизни.Эрих Мария Ремарк
РазноеЧто остается у людей, захлебывающихся в огненном водовороте войны? Что остается у людей, у которых отняли надежду, любовь - и, по сути, даже саму жизнь? Что остается у людей, у которых не осталось просто ничего? Всего-то - искра жизни. Слабая, но...