— Хочу священника!.. — скулил Аммерс.
Он скулил так с самого обеда. Они пытались отговорить его, но он никого не слушал. На него вдруг что-то нашло.
— Какого ты хочешь священника? — спросил Лебенталь.
— Католического. Зачем ты спрашиваешь, ты, еврей?
— Смотри-ка! — Лебенталь покачал головой. — Антисемит! Только этого нам и не хватало.
— Их полно в лагере, — заметил 509-й.
— Это вы во всем виноваты! Вы! — все больше распалялся Аммерс. — Если бы не евреи, мы бы не сидели сейчас здесь
— Вот как? Это почему же?
— Потому что если бы не было евреев, то не было бы и лагерей. Я требую священника!
— Постыдился бы, Аммерс! — не выдержал Бухер.
— Мне нечего стыдиться. Я болен. Позовите священника.
509-й посмотрел на его синие губы и ввалившиеся глаза.
— В лагере нет священника, Аммерс.
— Должен быть! Это мое право. Я умираю.
— Я не верю, что ты умираешь, — заявил Лебенталь.
— Я умираю, потому что вы, проклятые евреи, сожрали все, что полагалось мне. А теперь даже не хотите позвать для меня священника. Я хочу исповедаться. Что вы в этом понимаете?.. Почему я должен жить в одном бараке с евреями? Я имею право на арийский барак.
— Это в рабочем лагере. А здесь — нет. Здесь все равны.
Аммерс запыхтел и отвернулся. На стене, прямо над его свалявшимися космами, виднелась карандашная надпись: «Евгений Майер. 1941. Тиф. Отомстите...»
— Ну что с ним? — спросил 509-й Бергера.
— Он уже давно должен был умереть. Но теперь, кажется, действительно наступает конец.
— Похоже. Он уже начинает заговариваться.
— Он не заговаривается, — вмешался Лебенталь. — Он знает, что говорит.
— Хотелось бы верить, что нет, — сказал Бухер.
509-й посмотрел на него.
— Когда-то он был другим, Бухер, — произнес он спокойно. — Но его сломали. От прежнего Аммерса ничего не осталось. Это, — он кивнул в сторону Аммерса, — совсем другой человек, который вырос из кусков и обрубков. И обрубки не хотели срастаться. Я это сам видел.
YOU ARE READING
Искра жизни.Эрих Мария Ремарк
RandomЧто остается у людей, захлебывающихся в огненном водовороте войны? Что остается у людей, у которых отняли надежду, любовь - и, по сути, даже саму жизнь? Что остается у людей, у которых не осталось просто ничего? Всего-то - искра жизни. Слабая, но...