Последний единорог

VI

Капитан Калли заснул после тринадцатого куплета девятнадцатой песни, и Шмендрик, переставший смеяться несколько раньше, сразу же попытался освободиться. Изо всех сил он старался растянуть свои путы, но они не поддавались. Джек Трезвон обмотал его канатом такой длины, что его хватило бы на оснастку небольшой шхуны, канат был завязан узлами величиной с человеческую голову.

«Тихо, тихо, — успокаивал он себя. — Человека, способного вызвать Робин Гуда — нет, сотворишь его, — нельзя связать надолго. Одно слово, желание — и это дерево семечком повиснет на ветке, а веревка будет гнить в болоте». Но даже не рискнув попробовать, он уже знал: то, что посетило его на секунду, исчезло, оставив вместо себя лишь боль. Он был как куколка, из которой вылупилась бабочка.

«Делай как хочешь», — тихо сказал он. От звука его голоса Капитан Калли пошевелился и запел четырнадцатый куплет:

Что-то мне страшно, Калли, прикончат нас нынче, ей-ей,
Справа отряд и слева, в каждом полсотни мечей.
Вздор, сказал тогда Калли, бояться у нас нет причин,
Их, быть может, и сотня, но сотня мечей, нас же — семеро смелых мужчин.

«Чтоб тебя повесили», — пробормотал волшебник, но Калли снова уснул. Чтобы освободиться, Шмендрик попробовал произнести несколько простых заклинаний, однако он не мог пользоваться руками, а на длинные заговоры у него не хватало дыхания. В результате всех его усилий дерево воспылало любовью к нему и принялось нежно нашептывать о счастье в вечных объятиях липы. «Вечно, вечно, — вздыхала она, — верность, которой не заслужил ни один человек. Я буду помнить цвет твоих глаз, когда весь мир забудет имя. Нет ничего бессмертнее любви дерева».

«Я помолвлен, — оправдывался Шмендрик, — с лиственницей, далеко отсюда. С детства. Конечно, по воле родителей, против желания. Безнадежно. Наша песня останется неспетой».

Дерево содрогнулось от ярости, будто его потрясла буря. «Чтоб ее поразила молния и покрыли галлы! — свирепо прошептало оно. — Чертова деревяшка, проклятое хвойное, лживое вечнозеленое, она тебя не получит, а через века все деревья станут вспоминать нашу трагедию».

Всем своим телом Шмендрик чувствовал, что дерево вздымается и опадает как грудь, и он начал бояться, что от ярости оно расколется надвое. Веревки натягивались все туже, а ночь в его глазах уже становилась красно-желтой. Он попытался объяснить липе, что любовь прекрасна именно потому, что никогда не может быть бессмертной, потом он попытался разбудить Капитана Калли, но смог лишь слабо пискнуть. «Она желает мне добра», — подумал он и отдался возлюбленной.