Месть Ведьмы

Глава 1

Не отредактирована!

«Я не перестану подчеркивать один маленький факт, неохотно признаваемый этими суеверами, а именно: мысль приходит, когда „она“ хочет, а не когда „я“ хочу».
Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла»

От того, что забыто, стеной не отгородиться.
Цитадель Амантар пала в разгар Инквизиции. Но не армия безжалостных наёмников взяла приступом ее укрепления. Не огнедышащий дракон разбил в щепки ее могучие ворота. Цитадель была тайным убежищем верховных ведьм Сандэрсэта, а никто, даже, Темный властелин, не может взять в осаду место, о котором ему не ведомо.
За несколько месяцев до того Эйнара, верховная ведьма Сандэрсэта, бежала в Цитадель вместе с уцелевшими приближенными.

Её часовые задумчиво вглядывались со стен в темные леса, раскинувшиеся у подножия гор. Их терзали воспоминания о пылающих городах и обезумевших толпах. Когда над стенами цитадели завывал ветер, они судорожно хватались за равнодушные каменные зубцы: этот звук напоминал им боевые рога наёмников. А затем люди принимались шепотом успокаивать друг друга: разве не удалось им уйти от погони? Разве стены Цитадели не прочнее скал? Где еще, если не здесь, может человек пережить конец света?

Первым мор унес саму верховную ведьму. Той же ночью её придворные спустились в леса вслед за носилками с телом госпожи. Свет погребального костра отражался в зрачках волков, что осмелились выйти из леса. Придворные не пели траурных песнопений — лишь мысленно прочли несколько торопливых молитв.
Не успел утренний ветер развеять пепел госпожи и унести его в небеса, как болезнь поразила еще двух человек: сыны и ее дочь. А потом начала перекидываться от одного к другому, словно стремилась извести ведьминский род до последнего. Часовых на стенах становилось все меньше, и, хотя оставшиеся по-прежнему всматривались в горизонт, видно им было мало. Крики и стоны умирающих затмевали им взор и наполняли страхом их разум.
А вскоре и часовых не осталось. Пятеро ведьм, что спасли Эйнару после разгрома на поле Эленеот, неподвижно вытянулись на своих ложах. Сенешаль, чьи золотые одежды были в пятнах от кровавого поноса, лежала, растянувшись на полу, бок о бок со своими колдовскими свитками. Дядя Эйнары, тот самый, что возглавил отчаянный штурм врат Голготтерата в дни начала Инквизиции, повесился у себя в покоях, и его тело тихонько покачивалось на сквозняке.
Король смотрел в никуда, поверх покрывал, запачканных гноем.
Из всех, кто бежал в Цитадель, выжили только незаконная дочь Эйнары да бард.
Девочка боялась странного поведения барда и его бельма. Она пряталась и выбиралась из своего убежища лишь тогда, когда голод становился невыносим. Старый бард непрерывно разыскивал её, распевая старинные любовные и боевые песни, при этом перевирая слова на самый богохульный лад.
— Отчего ты не выходишь, отрок? — восклицал он, слоняясь по галереям. — Покажись! Я буду петь тебе! Я поведаю тебе все тайные песнопения! Я хочу разделить с тобой былую славу!
Однажды вечером бард поймал-таки девочку. Он погладил её, сперва по щеке, потом по бедру.
— Прости меня, прости, — бормотал он снова и снова, но слезы катились лишь из его слепого глаза. Под конец он буркнул: — Какие могут быть преступления, когда в живых никого не осталось?
Но девочка осталась жива. И как-то вечером, пять дней спустя, она заманила барда на отвесные стены Цитадели. И когда пьяный бард, пошатываясь, подошел к краю, девочка спихнула его вниз. Она потом долго сидела на стене, всматриваясь сквозь мрак в исковерканный труп жреца. А под конец решила, что этот труп ничем не отличается от остальных, разве что еще истекает кровью. Какое может быть убийство, когда в живых никого не осталось?
Пришла морозная зима, и крепость стала казаться еще более пустынной. Поднявшись на стену, девочка слушала, как в темных лесах поют и грызутся волки. Она выпрастывала руки из рукавов, обнимала себя за плечи, защищаясь от холода, и бормотала себе под нос песни покойной матери, наслаждаясь ледяными укусами ветра. А то еще, бывало, бегала по дворам, откликаясь на волчий вой боевыми кличами сандэрцев и размахиваясь оружием, таким тяжелым, что шаталась от его веса. А время от времени протыкала трупы мечом, и глаза её светились надеждой и суеверным страхом.
Когда сошли снега, она услышала крики и вышла к главным воротам Цитадели. Она выглянула в темную щель амбразуры и увидела толпу исхудалых, похожих на покойников мужчин и женщин, которым удалось пережить Инквизицию. Заметив в воротах её силуэт, те разразились криками: они требовали и молили еды, убежища — чего угодно. Девочка так перепугалась, что ничего не ответила. Изможденные, они походили на зверей — на стаю волков.

Когда пришельцы полезли на стены, девочка убежала и спряталась в подземельях крепости. Они, как и бард, принялись разыскивать и громко звать её, обещая ей безопасность. В конце концов один из них отыскал её: девочка притаилась за бочонком с рыбой. Пришелец сказал, не ласково и не грубо:
— Мы жрецы, отрок. Почему ты боишься нас?
Но девочка стиснула материнский меч и заплакала.
— Пока люди живы, творятся преступления! — воскликнула она.
Глаза пришельца наполнились изумлением.
— Нет, отрок, — возразил он. — Это лишь до тех пор, пока люди заблуждаются.
Несколько мгновений юная ведьма молча смотрела на него. Потом торжественно отложилп в сторону меч матери и взяла пришельца за руку.
— Я была принцессой, — негромко произнесла она.
Пришелец вынес её к остальным жрецам, и они все вместе отпраздновали нежданную удачу. Они взывали — не к богам, которые отвергли их, а другому, — говоря, что воистину их бог силён. Здесь они смогут поддерживать священнейшую ясность мысли. В Цитадели нашли они убежище от ужасов конца света. Все еще изможденные, однако облаченные в королевские меха, жрецы соскребли со стен колдовские руны язычников и спалили свитки великого сенешаля. Драгоценности, халцедоны, шелка и золотая парча были погребены вместе с трупами членов королевской династии.