Разрушим грань отчуждения.

1

  POV Энжел.

Трудный выдался у меня день. Я пришла в свою крохотную каморку, поздно вечером, едва смыла с лица и рук краску, и без сил повалилась на кровать. Тотчас же тяжелый сон унес меня в царство Морфея. Мне не снились кошмары, но сами сновидения были тяжелыми и угнетающими. Я падала куда-то во тьму, падала долго. Но в самый последний момент, чей-то светлый силуэт раскидывал надо мной белые крылья.
Я просыпалась каждый раз, так и не узнав, кто же был тот человек или ангел. Хотя во что-то сверхъестественное я не верила. До событий одного дня. Как человек мечтательный, я всегда хотела какого-то приключения. По крайней мере, так казалось, но по здравому размышлению, вывод был совсем другим. Так вот, в один из прекрасных погожих дней, занесла меня нелегкая к зданию Парижской Оперы. Когда-то давно ходили разные слухи о страшных событиях, случившихся где-то лет сто пятьдесят назад в этом дивном архитектурном шедевре. Странно, что хоть Оперу и отреставрировали, но теперь она была скорее памятником, чем храмом музыки.
Как истинно русский человек, я не лишена любопытства. Везде надо сунуть нос, все потрогать, везде полазить и прочее. Вот и тут не утерпела, полезла искать тайные ходы в подвалы Оперы, пока охранники не видят. Как русская девушка оказалась в Париже? Все просто. Я там живу. Хорошо говорю по-французски, а работаю в небольшой художественной галерее. Умудрилась поменять имя и фамилию, когда переехала во Францию. В России меня звали Анжела Мерева, а теперь зовусь я - Энжел Мейер. Знаю, что имя не французское, но у каждого свои тараканы в голове.
Так на чем я остановилась? Ах, да, подвалы Оперы. Уж не знаю, каким образом, но в подвалы я попала, хотя и не сразу. Судя по часам на запястье, время близилось к вечеру, но русская натура меня не отпускала. Раз уж пролезла, надо идти до конца, вдруг найду что-нибудь стоящее. Нет, чтобы постоять подумать, о том, что за столько времени, здесь уже давно, все вычистили, вынесли и ничего интересного тут не осталось! Логично, правда? Так нет, все ж потащилась исследовать, искать приключений.
Блуждая по старым проходам, которые были приведены в божеский вид, я даже сама не понимала, что ищу. Что здесь можно найти? Но мне повезло. Хотя, как сказать, повезло. Устав бродить, прислонилась к стенке. Видать раствор плохой был или мастер такой безалаберный попался, но стенка посыпалась. И не успела я моргнуть глазом, как выпала из прохода в какой-то туннель, что под уклоном уходил куда-то дальше. Там было темно, но где наша не пропадала? Мобильный телефон наше все, свет от экрана хоть и тусклый, но все же лучше, чем ничего, верно?
Я все шла и шла, было немного страшно, а вдруг не смогу отсюда выбраться? Кто меня искать будет? Друзья, конечно, у меня есть, но они стараются от работы меня не отвлекать; то, что я сегодня взяла отпуск, так из них никто не знает. Я выбирала проходы наугад, туннель разветвлялся множество раз, и как-то поздно пришло осознание того, что свой путь надо было хоть чем-то помечать. Вот я вышла к подземному озеру. Странно, почему эти проходы просто замуровали? Куда же идти дальше? Я стала пробираться по узкому выступу у стены, несколько раз чуть было не упала. Одежда была испачкана и даже порвана в нескольких местах, но об этом думать не хотелось. Но вот уступ скоро кончился и я задумалась. Что же дальше?
А дальше я спрыгнула в воду. Брр, холодная и почти по пояс, не застудить бы все самое важное. Я торопилась быстрее пройти этот туннель и выбраться на сухое место. При тусклом свете телефона не видно было даже стен, но все же лучше такой свет, чем никакого и я пыталась осветить дальнейший путь. В полумраке виднелись какие-то массивные и неподвижные фигуры, казалось, сейчас они оживут. Джинсы намокли и потяжелели, легкие балетки вообще пали смертью храбрых, то есть их смыло. Искать обувь я не стала, все равно из этого ничего бы не вышло. Вскоре стало понятно, что пол стал наклонным, понемногу воды становилось меньше. Я оказалась в огромной пещере. В неверном свете телефона, моему взору предстал старый орган, тяжелые, потемневшие подсвечники, старые стулья с изящными резными ножками и подлокотниками. Кое-где виднелись обрывки тканей, и даже листы бумаги. Но стоило коснуться их, как все осыпалось, оплывало. Ничто не устояло под напором сырости и времени. Дальше у стен стояли пустые рамы, в которых когда-то были зеркала. Все было таким хрупким, таким старым.
- Удивительно. Неужели и правда, здесь обитал тот, кого называли Призраком Оперы? – Голос эхом отразился от стен, где-то послышался звон капель, место словно готовилось ожить, проснуться от многолетнего сна. Казалось, вот сейчас вспыхнут свечи, как по волшебству и объявится хозяин. Стало немного жутко, но любопытства не убавилось. Наоборот, хотелось найти хоть что-то, что можно было безбоязненно взять в руки, не опасаясь, что вещь просто рассыплется в руках.
За одной из рам, удалось разглядеть еще один проход куда-то дальше. Я быстро прошмыгнула туда, не думая о последствиях. И снова коридоры, переходы, тишина и мрак. Может где-то не там повернула, но на пути снова встала вода. В этот раз мерзнуть более не хотелось, тем более, что предстояло тем же путем возвращаться обратно. Я повернулась, чтобы уйти и увидела чьи-то глаза. Человеческие глаза. Это было так неожиданно. Громко вскрикнув, отшатнулась и полетела в темную воду. Здесь оказалось глубже, я с головой ушла под воду, все так же видя чьи-то глаза. Не удержав рот закрытым, я стала задыхаться, пыталась вынырнуть на поверхность, но тело свело судорогой от холодной воды и камнем пошла на дно. Сознание померкло.

*************************

Мадам Жири сидела за небольшим столиком в своей комнате и читала тонкую книжицу в кожаном переплете. Иногда, она отрывалась от чтения и переводила обеспокоенный взгляд в угол комнаты, где находилась кровать ее дочери Мэг. Но сейчас там лежала, укрытая несколькими одеялами, вовсе не она. Черные волосы девушки слиплись от пота, она что-то бессвязно бормотала.
Мадам Жири невольно вспомнила тот день, когда эта несчастная девушка попала в Оперу.
Придя вечером после репетиции в свою комнату, Антуанетта увидела на постели девушку, укутанную в черный плащ. Рядом на тумбочке лежал конверт, с хорошо знакомой печатью. Балетмейстер слишком хорошо знала и печать, и ее обладателя, чтобы просто проигнорировать это событие.
От раздумий мадам отвлек тихий стон девушки. Она быстро подошла к кровати и вгляделась в бледное лицо незнакомки. Та уже пришла в себя, но выглядела очень слабой. Щеки были окрашены нездоровым румянцем, на лбу блестели капельки пота.
- Воды. – Едва слышно прошептала девушка. Было видно, что слова даются ей с трудом.
Мадам Жири налила в стакан воды из небольшого графина и, приподняв голову девушки, поднесла стакан к ее губам.
- Спасибо. – Уже поувереннее, но так же тихо, произнесла больная. – Скажите, где я?
- Вы находитесь в Опера Популер, в моей комнате. Я балетмейстер, меня зовут мадам Жири. Позвольте узнать ваше имя? - Антуанетта переживала, что девушка сейчас снова потеряет сознание, настолько слабой она ей казалась.
- Энжел Мейер. – Девушка ответила не сразу, как-будто не могла вспомнить, как же ее зовут. – Что со мной?
- Вы сильно простужены, вас принес сюда один мой друг и попросил присмотреть, пока вам не станет лучше. – Женщина слегка обеспокоенно смотрела на лицо Энжел. – А теперь вам лучше поспать. Доктор, что приходил вас осмотреть, сказал, что у вас сильное переохлаждение, и вы чудом уцелели.
Но девушка уже не слушала, веки ее тяжелели, и она погрузилась в спокойный сон. Когда же она снова открыла глаза, за окном светило солнце, мадам Жири в комнате не было. Энжел принялась с интересом осматривать ту часть комнаты, что могла увидеть из своего угла. На столике стояла керосиновая лампа, рядом лежали несколько книг, на дубовом комоде, Энжел углядела множество рамок с фотографиями. Обстановка была не богатой, но уютной и даже какой-то изысканной.
- Как же я сюда попала? Ничего не помню. Что произошло со мной? – пробормотала Энжел. Она укуталась в одеяло и попыталась встать с кровати. Это удалось ей с трудом, голова кружилась, перед глазами поплыли разноцветные круги. Кое-как девушка дошла до окна и выглянула на улицу, жмурясь от яркого солнца. Перед ней был Париж, но куда же делись машины, высотные дома и прочие атрибуты двадцать первого века? На улице виднелись экипажи с запряженными в них лошадьми. Женщины были одеты в длинные платья, мужчины в изысканные костюмы и плащи. Ничего похожего на двадцать первый век.
- Что это? Я все еще сплю? – Энжел потрясенно потерла глаза, но все осталось таким же и не растаяло, словно видение в утренней дымке. – Как такое может быть? Если это знаменитая Парижская Опера, то либо я сплю, либо... Ну даже не знаю.
Скрипнула дверь, девушка обернулась. В комнату вошла мадам Жири с юной белокурой девушкой. В руках мадам Жири держала поднос, на котором стояла дымящаяся тарелка.
- Мадемуазель Мейер! Почему вы не в постели? – негодующе воскликнула она. – Да еще и босая. Вам еще нельзя вставать.
- Извините. – Пробормотала Энжел и, покачиваясь, вернулась в кровать. Белокурая девушка с любопытством рассматривала ее. Она была похожа чем-то на мадам Жири.
«Дочка, наверное» - подумала девушка, послушно укрываясь одеялом и устраиваясь поудобнее на узкой кровати.
- Вот. Я принесла вам бульон. Обязательно поешьте. – Женщина поставила поднос на тумбочку и обернувшись к Энжел, представила девушку. – Это моя дочь Мэг. Мне нужно идти, она за вами присмотрит.
С этими словами мадам Жири удалилась из комнаты. Энжел стало немного не по себе. Наверняка сейчас посыплются вопросы, кто она, как сюда попала и почему ее мама вынуждена заботится о незнакомой девушке. Интересно, а почему мадам не поинтересовалась, где живет Энжел и есть ли у нее родные? Ведь это логично, вдруг есть семья, которая о тебе беспокоится, да и мадам было бы легче. Девушка вздохнула и принялась медленно есть, но уже на второй ложке поняла, что не испытывает голода. Разочарованно вздохнув, художница отодвинула тарелку.
- Мама велела проследить, чтобы ты съела все. – Немного с укором произнесло белокурое чудо по имени Мэг. – Даже, если не хочешь. А как твое имя?
- Энжел. – тихо ответила девушка. – Мэг, а какой сейчас год? Я так плохо себя чувствую, что даже соображаю с трудом.
- Сейчас 1870 год, 15 мая. – Удивившись, ответила та. – Расскажи, что с тобой случилось? Мама на все мои вопросы лишь молчит.
Энжел как-то неуверенно оглянулась вокруг. Стоило ли врать, что она приехала издалека или же прикинуться потерявшей память? А вдруг она себя чем-нибудь выдаст? Хотя за путешественницу во времени ее вряд ли примут, скорей уж за сумасшедшую посчитают. Как все странно и сложно. Решив все же остановиться на втором варианте, девушка изобразила горестный вздох.
- Понимаешь Мэг, я мало, что помню. Даже имя не сразу вспомнилось. Так что извини, я пока не могу сказать, что со мной случилось. Может со временем память вернется, но пока все как в тумане.
- Бедняжка! – Тут же воскликнула Мэг. – Ты не переживай, мама у меня хоть и строгая, но в беде не бросит. Скажи, а ты помнишь, чем увлекалась? Ну, может пением или танцами? Тогда ты сможешь остаться здесь в Опере.
- Я... - Энжел замолчала. – Петь я умею, но для Оперы мой вокал не подходит, да и пою я так себе. Танцы... не припомню. Но очень люблю рисовать. Может, ты принесешь мне бумагу и карандаши? Я хоть как-то себя займу, пока валяюсь тут.
Юная мадемуазель Жири кивнула и умчалась, а Энжел попыталась привести свои мысли в порядок и заодно, проглотить еще ложку бульона, который уже был едва теплым.
«Танцы, пение» - усмехнулась про себя девушка. – «Ни к чему из этого у меня таланта нет. Петь могу, разве, что для себя на кухне и изредка для друзей, а в остальном, да меня даже на сцену не пустят. Вот писать картины, совсем другое дело. Но как же, черт возьми, меня занесло в девятнадцатый век?! Уму непостижимо, может это просто мой бред?»
Энжел прилегла на кровать и закрыла глаза. Ей немного становилось лучше, но слишком активные действия весьма выматывали физически. Скоро прибежала Мэг, принесла альбом и несколько карандашей. Девушка была довольно милой и жизнерадостной. Энжел задумалась на секунду, размышляя, можно ли доверить Мэг, свой секрет? Но все же решила не торопить события, ей совсем не улыбается, оказаться в доме для умалишенных.
- Хочешь, я твой портрет нарисую? Ты только спокойно посиди, я хотя бы набросок сделаю. – Энжел устроилась на кровати поудобнее и принялась рисовать. У нее была хорошая память, она многое рисовала, пользуясь исключительно воспоминаниями. Скоро набросок был готов, девушка добавила тени, глубину, блики, что бы портрет выглядел более живым, и показала свое творение Мэг.
- Ух, ты! И вправду я. Как живая. У тебя талант. Обязательно покажи этот портрет моей маме. – Мэг была впечатлена. – А пока отдыхай, я пойду. Мне ведь нужно на репетицию идти.
Как и сказала Мэг, девушка показала свой рисунок мадам Жири и так же повторила свою историю о потерянной памяти. Женщина предложила девушке поработать художником в Опере, оформителем декораций. У Энжел не было причин отказываться. Как попасть домой она не знала, а идти ей было не куда. Мадам Жири обещала поговорить с новыми директорами и скоро девушке отвели небольшую комнатушку, почти под самой крышей Оперы. Возникли некоторые трудности с одеждой, но мадам Жири и этот вопрос решила довольно быстро. К костюмерной было много одежды, что уже давно не вытаскивали на свет. Отобрав более подходящие платья, женщина принесла их Энжел.
Теперь, когда девушка поправилась и получила работу, она могла не беспокоиться о своей жизни хотя бы какое-то время. Так прошло лето, приближалась осень, на улице холодало, ветер гнал по улицам опавшие листья, сбивая их в небольшие кучки и снова разгоняя по мощеным дорогам. Портрет балерины Энжел отдала Мэг, по ее же просьбе. Та познакомила ее с Кристиной Даэ, которая так внезапно стала новой звездой Оперы. Энжел отметила про себя, что Кристина весьма симпатичная девушка, вот только в глазах мелькает какая-то тревога. Девушки сдружились, и бывало вечерами, весело проводили время, сидя где-нибудь втроем. Энжел успела нарисовать несколько портретов Кристины, по ее же просьбе. Один из них она подарила виконту Раулю де Шаньи, а второй оставила себе. Вот так однажды вечером, три девушки сидели в розовой гримуборной. Карлотта опять устроила скандал и с криками покинула Оперу. Но долго это не продлится, она все равно вернется. А пока вместо нее снова пела Кристина. Хотя по мнению художницы, с заскоками Карлотты надо было заканчивать. На месте директоров, Энжел на очередное заявление нервной примы, помахала ей ручкой и пожелала счастливого пути.
В который раз, Мэг восхищенно рассказывала, как Кристина пела в свой первый раз на сцене. Казалось, что это была ее излюбленная тема для разговора.
- Это было так восхитительно! Такой чудесный голос! Куда уж лучше, чем у Карлотты. Когда она поет, уборщицы уши затыкают. – Балерина хихикнула.
- Ну, конечно. – Улыбнулась Энжел, вытирая руки небольшим кусочком ткани, от краски. – Уборщицы, наши главные критики. Кому-то Карлотта нравится. Хотя я все же с тобой согласна, уши заткнуть порой хочется.
Девушка вздохнула и немного завистливо посмотрела на Кристину.
- Повезло тебе иметь такой голос. А мне вот не был дан такой дар. Только и умею, что рисовать. Но у меня есть любимые песни, которые я все равно иногда пою.
- Спой! – Оживилась Кристина. – Мне очень интересно.
- Да ты что? Нет, не буду. Что бы вы потом смеялись надо мной? – Энжел замахала руками, еще не хватало перед подругами опозориться.
- Знаешь, я ведь тоже не всегда умела петь. Своим успехом я обязана Ангелу Музыки. – Едва слышно произнесла Кристина. – Мало кто об этом знает, но вы мои подруги, от вас у меня нет тайн. Когда я была маленькой, мой папа обещал, что когда он будет на небесах, он пришлет мне Ангела Музыки. Папы не стало, и ко мне пришел Ангел.
Энжел улыбнулась. Во взгляде Кристины было столько восторга и восхищения, маленькая наивная Кристина. Девушка уже слышала рассказы о Призраке Оперы и почему-то сейчас подумала, что именно он явился Кристине. А то слишком много мистики для одной Оперы. При упоминании Ангела Музыки, Кристина погрустнела и отвела глаза в сторону, но лишь на мгновение.
- Ну, спой, пожалуйста. – Снова попросила Кристина, к ней присоединилась Мэг. – Ну, для нас-то? Мы никому не расскажем, как ты поешь, и смеяться не будем. Честное слово.
- Ох, ну ладно. Только не смейтесь. – Энжел покраснела и не слишком уверенно запела.

Elle sort de son lit
Tellement sûre d'elle
La Seine, la Seine, la Seine
Tellement jolie elle m'ensorcelle
La Seine, la Seine, la Seine

Художница закрыла глаза, она пела любимую песню и это всегда поднимало ей настроение. В голове звучала эта незатейливая мелодия.

Extralucide, la lune est sur
La Seine, la Seine, la Seine
Tu n'es pas saoul
Paris est sous
La Seine, la Seine, la Seine

Энжел пела, забыв, что рядом сидят две подруги. Она пела не для них, она пела для себя. Просто для себя, впрочем, как и всегда.

Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi
C'est comme ça, la Seine et moi
Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi
On s'aime comme ça la Seine et moi

Extra Lucille quand tu es sur
La scène, la scène, la scène
Extravagante quand l'ange est sur
La scène, la scène, la scène

Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi
C'est comme ça, la Seine et moi
Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi
On s'aime comme ça la Seine et moi



Она выходит из берегов,
Абсолютно уверенная в себе
Сена, Сена, Сена
Очень красивая, она меня околдовывает
Сена, Сена, Сена

Очень ясная луна над
Сеной, Сеной, Сеной
Это не ты пьян —
Это Париж под
Сеной, Сеной, Сеной

Я не знаю, не знаю, не знаю, почему
Это так — Сена и я
Я не знаю, не знаю, не знаю, почему
Мы так любим друг друга — Сена и я

Экстра Люсиль, когда ты на
Сцене, сцене, сцене.
Экстравагантна в образе ангела на
Сцене, сцене, сцене.

Я не знаю, не знаю, не знаю, почему
Это так — Сена и я
Я не знаю, не знаю, не знаю, почему
Мы так любим друг друга — Сена и я


(Мультфильм «Монстр в Париже», песня Люсилль «La Seine et moi»)

Пела Энжел не плохо, хотя до оперной певицы ей далеко. Просто тихий мелодичный голос, какой можно часто услышать где-нибудь в гостях. Когда собирается веселая компания, особенно в России, так и тянет некоторых спеть, если еще при этом в голове уже шумит несколько бокалов горячительного. Петь многие горазды, но на сцену их никто не выпустит. Вот так и Энжел. Ничего выдающегося, ничего шокирующего, просто голос. Хорошо хоть не фальшивила.
Мэг и Кристина захлопали в ладошки.
- Красивая песня, да и поешь ты не так уж плохо. Хотя конечно, ты уж извини, но певицей в Оперу тебя не возьмут. Если только ты не найдешь себе учителя. – Сказала Кристина.
- Думаю, для меня уже поздновато. – Усмехнулась Энжел. – А меж тем, пора бы отправляться на боковую. Пойду, подышу немного воздухом, а то от запаха краски у меня голова кружится.
Девушка встала и направилась к дверям. Обернувшись, чтобы пожелать подругам приятных снов, она ненароком глянула в большое зеркало. Глаза округлились, потому что в зеркале она увидела мужчину в белой полумаске и черном плаще. Энжел моргнула и видение исчезло.
- Что с тобой Энжел? – Спросили девушки. – Ты словно привидение увидела.
- Нет, нет. Все в порядке. Мне нужно на воздух. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, долго не гуляй. – Мэг и Кристина проводили девушку взглядом. Кристина как-то странно посмотрела ей вслед, но ничего не сказала.
Энжел поспешила на крышу. Она часто поднималась туда после работы в мастерской. Здесь она смотрела на вечерний Париж и вспоминала свою прежнюю жизнь. Что в ней было? Работа? Жизнь была простой, понятной, но скучной. Друзей в Париже было немного, виделась она с ними не часто. Интересно, что сейчас происходит в художественной галерее? Небось, ее ругают, на чем свет стоит. Ведь отпуск давно кончился, а она на работе так и не появилась. Возможно, ее уже объявили пропавшей без вести.
«Черт! И зачем я только согласилась спеть? Я же не умею, как глупо вышло. Я художница, а не певица». Девушка подошла к парапету и прислонилась к одной из статуй. Задумчивым взглядом окинув вечерний Париж, она снова погрузилась в свои мысли.
«Кажется, я видела Призрака Оперы в зеркале. Может у меня галлюцинации? Надышалась краски, теперь мерещится всякое». Она стояла и смотрела на город, видела, как зажигают уличные фонари. Видела первые звезды на темнеющем небе.
На крыше было весьма прохладно, Энжел поежилась и повернулась, чтобы уйти в свою комнату. На пути возникла преграда в виде мужчины в темном бархатном костюме, на плечах черный плащ, а на лице белая полумаска. Девушка настороженно вгляделась в лицо мужчины и сделала пару шагов назад.
- Добрый вечер, мадемуазель. – Поздоровался мужчина. У него оказался очень приятный голос, словно мягкий бархат, но в тоже время такой сильный и властный. – Я вижу, Вы вполне оправились после недавней болезни и даже устроились на работу в моей Опере.
Энжел поначалу даже ответить смогла не сразу, но все же постаралась взять себя в руки. Он не напугал ее, просто она не ожидала, что кто-то еще будет здесь в этот вечер.
- Добрый вечер, месье. Призрак Оперы, надо полагать? – девушка слегка изогнула бровь, словно весьма скептически относится к такого рода слухам. – Благодарю, я весьма здорова и вполне довольна нынешним положением.
Такой высокопарный слог, давался Энжел с трудом. Говорить культурно она могла, но все, же манера речи девятнадцатого и двадцать первого века, довольно разные понятия. Так что приходилось вспоминать все фильмы, книги, где было хоть что-то похожее и учиться на ходу.
- Я хотел бы узнать, что Вы делали в подвалах Оперы? – ничуть не изменившись в лице, продолжил мужчина.
- Где, простите? Но я там не бывала. – Девушка побледнела, не ясно от чего и Призрак это заметил.
- О, полно Вам. Ведь именно я нашел Вас и принес в комнату мадам Жири. – Зеленые глаза сверкнули в темноте. – Так что, Вы делали внизу?
Энжел мысленно вздрогнула. Влипла, так влипла. Как можно объяснить человеку, что пришла из будущего, даже не зная, как это случилось? Ведь она и правда не знала, как это случилось, и порой все еще сомневалась, что все это реально. Но как говорят «Во сне больно не бывает», а уж руки она себе щипала довольно долго.
- Прошу простить меня, месье. Но я так и не вспомнила, что со мной произошло, поэтому не могу ответить на ваш вопрос должным образом. Полагаю, что должна поблагодарить Вас за свое спасение. Если позволите, я хотела бы пройти в свою комнату. Здесь стало прохладно, а я так легко одета.
Девушка сделала шаг в сторону выхода с крыши. Она не испытывала благоговейного страха перед этим мужчиной, а лишь только смущение и любопытство. Призрак Оперы не стал преграждать путь юной особе, сделав шаг назад, он растворился в темноте.
Так состоялась их первая встреча.