Ролдугина Софья. История первая. Кофе с перцем и солью.

История первая.

Я никогда не верила в колдовство, прорицания, силу медиумов и прочую мистику. На мой - весьма и весьма скептический - непредвзятый взгляд все это можно припечатать одним нехорошим словом: шарлатанство.

И, тем не менее, назвать свою жизнь свободной от всяческих суеверий я бы не смогла, так как сейчас разговаривала с собственной покойной бабушкой.

Урожденная леди Милдред Валтер, в браке - Эверсан, и после смерти сохранила рациональный и в тоже время восторженный взгляд на жизнь, которым славилась смолоду.

- ...Моя милая Гинни, - с той особой, призрачной улыбкой говорила бабушка, покачивая в пальцах любимую курительную трубку. - Не стоит бояться перемен.

Сколько себя помню, старая графиня Эверсан всегда сокращала моё имя только так - до острой, свежей пряности, которую делали из имбирного корня. То, как назвали меня родители в надежде смягчить семейный буйный нрав - Энн, "миловидная", и Виржиния, "непорочная" - категорически не нравилось бабушке. О, она-то знала толк в именах! В коротком и веском "Милдред" сливались воедино "милосердие" и "величие", и я никогда не смогла бы сказать, чего в ней было больше.

- Мы живем в век перемен, дорогая. Не только в быту, да сохранят нас Святые Небеса... - трубка дохнула ароматным дымом, в котором почти не ощущался запах табака - ...но и в душах человеческих. Меняется все вокруг, милая Гинни. Пора бы измениться и тебе.

Казалось, сама комната вокруг обернулась клубами дыма - уже не различить было ни стен, ни потолка. Лишь всё так же сминался под моими пальцами длинный, мягкий ворс альравского ковра.

- Что вы имеете в виду?

Женский силуэт в туманных клубах рассмеялся заливисто и хрипловато:

- О, что угодно, Гинни! - Скрипнуло кресло-качалка. - Что угодно! Перемены наступают незаметно. Надо лишь приоткрыть дверь - и они войдут в твой дом сами. Новая шляпка, или служанка, или стрижка, или знакомство - кто знает, что послужит ключом?

- Не понимаю вас, бабушка... - растерялась я. - Конечно, я собиралась посетить парикмахера, но...

Комната пошатнулась - и вдруг завертелась, словно колдовская карусель.

- Ах, Гинни, не торопись, когда-нибудь поймёшь. Ты еще так юна... Все впереди, моя дорогая... - Голос ее становился глуше и глуше, переходя в старческое бормотание. - Где моя молодость, где мои девятнадцать лет... Ах, Гинни, Гинни...