В последнее время я задумывался над тем, почему же люди терпят боль и позволяют другим издеваться над собой. Вот ты стоишь над ним с новым ремнем в руке, вся его рожа избита в кровь, он рыдает, но не позволяет себе даже задуматься над тем, чтобы убежать. Мне слишком противна человеческая слабость и неумение дать отпор, так что я продолжаю избивать его, пока он не падает на пол в собственную кровь. Его глаза наполнены болью и безысходностью, но среди них я не нахожу страха. Он понимает, что я могу с легкостью забить его этим чертовым ремнем практически до полусмерти, но в то же время он отказывается признаваться в этом самому себе. Он будто до последнего момента ищет во мне что-то хорошее, и надеется, что я не такой, каким себя показываю.
Что мы видим за нашими окнами? Мы видим мир, построенный на лицемерии, жалости, боли и похоти, но в большинстве случаев люди отказываются верить в это, однако я каким-то неведомым самому себе способом умудряюсь находить в толпе тех, кто с радостью упадет мне в ноги и будет молить схватить тот же новый ремень, чтобы почувствовать себя принадлежащими мне. Иногда мне кажется, что это дико: сознательно идти на встречу с болью, насилием и жестокостью.
Насколько человек должен быть мазохистом, чтобы побороть один из самых сильных человеческих инстинктов, инстинкт самосохранения? Насколько человек должен быть больным на голову, чтобы позволить тушить сигареты об свое тело, таскать себя за патлы по всей квартире и при этом не иметь права голоса?
Я всегда считал, что жалких и ничтожных людей нужно сжигать на кострах или вешать в гостиной. Как правило они являются лишь инструментом для достижения целей, средством для получения удовольствия или лекарством от скуки, но не более. Обычно такие люди ничего из себя не представляют, они способны лишь на незначительные поступки и одноразовые действия, но стать чем-то особенным они просто не в силах. По-моему, это чертовски грустно - быть никем.
Когда я протянул ему руку, то уже знал, что он ничем не отличается от тумбочки возле моей кровати. Его взгляд был блеклый и потухший, он будто рассыпался изнутри. Конечно же, я хотел добить его окончательно. Думаю, он и сам хотел этого.
— Вместо члена я трахал тебя дулом пистолета. Ты стонал, как последняя шлюха, совершенно не подозревая, что вместо спермы получишь выстрел в прямую кишку.
