Вячеслав Прах "Кофейня"

Без названия 7

  Сколько всего я мог сказать... Но я считал это постыдным, ведь мужчина должен выражать свои чувства не языком, а букетом, и заворачивать в красивый подарок. Двадцать девять роз я подарил ей на день рождения. Двадцать девять синих роз. Она была так рада, что мы еще неделю после этого не могли застелить постель. Двадцать девять... Знаете, я бы все-таки сказал... мне всегда было что сказать. Мне нравились ее глаза, ведь я никогда не видел в них своего отражения. Эти карие глаза были самыми светлыми в моей жизни. Я всегда видел в людях плохое только потому, что смотрел в них, как в зеркало. Каждый свой недостаток в другом человеке – как соринка в глазу. А тех немногих, в которых я находил свои достоинства, я уважал больше всех. Зеркало... Я всегда в людях видел зеркало, вот поэтому я так к ним и относился. Человеку порой и рот не нужно было открывать, чтобы я понял, с кем имею дело. Но в ней я не видел своего отражения. Сколько бы раз я в нее ни заглядывал.
Как только я уходил на работу, я представлял, как она лежит в моей синей рубашке и читает свою любимую книгу. Как начинает ждать меня, только вышедшего за порог квартиры, и думать, что приготовить мне на ужин. Я всегда знал, какое у нее настроение, еще на лестничной клетке. Если из квартиры шел вкусный запах, все было в порядке, и после ужина можно было смело ставить очередной рекорд, но когда запах был не особо приятным или вовсе его не было – значит, что-то случилось. Я особо не разбирался в женщинах, но ее я познавал – страница за страницей, день за днем, и больше всего мне не хотелось эту книгу дочитывать до конца. Это только в сериалах любовь начинается с постели и заканчивается уже в другой. В настоящей жизни такого слова не существует, оно теряется в днях и используется как презервативы, которыми мы никогда не пользовались. Пусть она и остается в своих сериалах, а в жизни двоих главное – это понимание. Хотя ее понять было сложно, но я все же пытался, и иногда это даже получалось, но, в основном, мы жили страстью. Такое пошлое слово, но оно действительно было самым подходящим. Как свечи, которые зажигают ночью... Капля за каплей, они догорают и оставляют после себя неприятный дым. И каждый вечер эти свечи нужно зажигать заново, ведь у них есть особенность прогорать...
Когда я впервые тебе изменил, ты запретила к себе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать от меня, но я тебя не пускал. Била меня в грудь и лицо, когда я тебя крепко сжимал, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна и какой я... после этого поступка.
Глядя мне в глаза, она сделала резкое движение. Кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Не подходи!», затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений, она была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож, и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех... Ее рука ослабела и, выпустив нож из рук, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Представляете? Она была жива! Слезы бежали у меня по лицу. Капля за каплей. Задыхаясь от боли, что обжигала всю мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива...
Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эти минуты я осознал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя: «Какая же она влюбленная дура!»
– Обними меня, пожалуйста, покрепче, – шепотом попросила она.
После этих слов я понял, что никого в этом мире нет ближе ее. Людей всегда можно кем-то заменить, но ее я больше заменять не хотел никем и никогда. Да, она не была женщиной моей мечты, и отца я ее ненавидел, а за что мне, собственно, его любить? Каждый мой день мог оказаться последним, и это я знал не хуже ее, но меня всегда привлекало лезвие ножа. Особенно его острая грань. Но больше всего меня ранило то, что по этой грани ходила она, без страха в глазах. Вот это действительно было страшнее всего...»
Роза и не заметила, что дождь за окном закончился и восходило солнце. Она никогда не встречала рассвет, как и не любовалась закатом. Не удивительно, что весь ее мир можно было поместить в двухкомнатную квартирку и маленькую книжечку, а затем впустить белую полоску с мягким началом и острым концом. Такой мир не имеет цвета, такой мир не имеет запаха и вкуса. В таком мире люди не живут, а однажды, засыпая ночью, забывают проснуться поутру...
Она не осознавала, что ее жизнь наполнена смыслом, как и то, что однажды споткнуться – не повод лежать и винить во всем камень. Роза не понимала, что расцветать нужно не для кого-то, а в первую очередь для себя. Она больше не смотрела в зеркало и не смеялась в приступах паники: мне кажется, она просто забыла, что тусклый цвет лампочки никогда не заменит настоящего солнца.
***
Он сидел напротив нее, а она пила кофе и смотрела в окно. Пустое окно, как и люди пустые, машины, сырость, суета. Большой город, в котором легче всего потерять себя. Она думала о том, что если бы хоть один мужчина просто остановил ее и сказал, что она прекрасна, она бы действительно расцвела. Он назвал ее Розой, не почувствовав ее запаха, он был ближе всех – на расстоянии протянутой руки, которой он так и не коснулся. Не услышал. Только сделал сочувствующий вид, что ранило ее еще сильнее. Он не смог в ней увидеть ее... Ту женщину, которую держал бы за руку, гуляя по аллеям парка, и целовал под дождем. Ту, которую провожал бы до дома, а затем оставался на чашечку кофе. Он не увидел в ней ту, которая смогла бы отдать всю свою нежность и любовь безвозвратно, вставать пораньше, чтобы приготовить вкусный завтрак, а затем нагладить его брюки и целый день ждать, отправив его на работу. Почему?
– Роза, ты смогла бы довериться мне? – неожиданно нарушил тишину он.
– Зачем? – пусто и без эмоций спросила она, по-прежнему глядя в окно.
– Мне кажется, я могу тебе помочь, но мне нужно, чтобы ты доверилась мне.
Доверие – это самая хрупкая вещь на свете. Как и сердце женщины... Однажды разбив, ты уже не соберешь его по частям. А собирая осколки, можно только глубже ранить. Так бывает: предают те, что никогда бы не предали. Не возвращаются те, кто однажды дал клятву любить...
– Мне это не нужно, – сухо ответила она.
– А если я смогу сделать счастливыми тридцать три девушки за час, ты доверишься мне?
В ее глазах появился интерес, ведь то, что он сказал, теоретически сделать невозможно. Она была в этом уверена, но то, что ради нее он решил что-то сделать, было действительно приятно. Роза улыбнулась. Что же он все-таки задумал?
– Да, я тебе доверюсь полностью.
– Хорошо. Просто сиди и смотри в окно, – заявил он, второпях надевая свой плащ.
Сказать, что она была заинтригована – это ничего не сказать. Роза с нетерпением ждала вышедшего из кофейни, чтобы увидеть, а главное, понять смысл его слов. При взгляде на него складывалось впечатление серьезного, солидного мужчины, готового отвечать за свои слова и поступки. С каждой минутой Роза с блеском в глазах все больше ждала его по ту сторону окна, чтобы посмотреть, что он задумал.
Прошло минут десять, и за стеклом появился он. За это время она допила свой кофе и выкурила две сигареты. Картина за окном была действительно интересной. Он держал в руках огромный букет длинных красных роз. Подходя к женщине, он дарил ей одну розу, после чего что-то говорил ей на ухо, и она улыбалась. Некоторые даже целовали его в щеку и обнимали с радостью в глазах. Одной девочке он подарил целых три розы, после чего она ему что-то сказала на ушко, а затем он поцеловал ее маленькую ручку. Даже пожилой женщине он с улыбкой вручил цветок... Роза была восхищена. Он ее не обманул: каждая женщина, которой он подарил розу, уходила с улыбкой и радостью в глазах. Как лучик света в темной комнате. Маленькие теплые капельки скользили по ее щеке, и сердце пронизывало необычайное тепло, которое исходило от него. Она была в восторге.
Зайдя в кофейню, он направился к ней, а она тем временем приводила себя в порядок. Поправила волосы, выпрямилась и с улыбкой встретила его.
– Ты меня поразил, – коротко, с восхищением сказала она, а затем добавила: – Ты сказал, тридцать три девушки, а я насчитала тридцать две.
Он загадочно улыбнулся и, достав маленькое зеркальце, поставил его прямо перед ней, чтобы она смогла увидеть свои наполненные восторгом глаза.
– Тридцать три...
***
Он поднял руки к небу, словно пытаясь до него дотянуться. Глядя вверх, он не чувствовал страха, а прохладный ветер наполнял его легкие свободой... Жизнью. Он стоял на ногах твердо и крепко, и дышал во всю грудь, глядя далеко, туда, где загорались первые звезды. В эти секунды загорался и он.
– Доверься мне, – спокойно сказал он, подавая ей холодную руку.
– Я не смогу, – ответила она дрожащими губами.
Ей было холодно и страшно, и с каждой минутой она все больше понимала, что либо он настолько безумен, либо ему просто нечего терять. Паника овладела Розой, а он по-прежнему держал протянутую руку. Она закрыла глаза и медленно, крепко держа его за руку, залезла к нему.
– Открой глаза, Роза...
– Я не могу. Мне страшно.
Ее коленки задрожали, как и рука, и в какой-то момент ей показалось, что она стоит на самой грани жизни. Это было чувство невесомости: всего один неверный шаг – и ты падаешь в пропасть, на самое дно бездны, и поэтому Роза боялась открыть глаза. Мурашки пробежали под кожей: дух захватывало настолько, что можно было задохнуться. Открыв глаза, она увидела перед собой неописуемую картину, которую не смогли бы передать никакие краски мира. Так тонко, от кончиков пальцев ноги и до наполненных жизнью зрачков, Роза каждой клеткой ощущала, насколько это прекрасно. Это не ветер дул ей в лицо, а она летела ему навстречу.
– Только не смотри вниз, – улыбаясь и дыша во всю грудь, сказал он.
– У меня есть крылья... Я лечу.
Роза никогда не испытывала подобного чувства, только ночью под иглой, закатывая глаза, она на время погружалась в подобное состояние. Но в этот раз было все по-настоящему. В этот раз она ощутила себя живой и хотела во все горло закричать, чтобы все ее услышали, чтобы весь мир увидел, насколько она свободна, насколько жива... Лепестками по ветру.
Она закрывала глаза, а затем открывала их снова. Роза больше не боялась и, отпустив его руку, она вдыхала не воздух, а что-то другое, что наполняло ее жизнь смыслом. В этот момент она не думала о том, что будет завтра. Она застыла в этом мгновении, в этой секунде, и ей казалось, что даже время остановилось, чтобы ее подождать.
– Ты это чувствуешь, Роза?
– Да. Каждой своей клеткой...
Уже было за полночь, когда они возвращались с того места, от которого Роза до сих пор не могла отойти. Ей казалось, что часть себя она оставила там, на мосту, ту часть, которую несла тяжелым грузом каждый день у себя за спиной. Они шли молча, и с каждым шагом идти было все легче и приятнее. Свобода быть может только внутри, какой бы ни была клетка снаружи.
– Я не умею плавать, – честно призналась она.
Он посмотрел на нее и улыбнулся. Такое чувство, будто это не было новостью для него, и все это время он прекрасно это знал. Странный и весьма загадочный человек.
– Ты думаешь, я позволил бы тебе утонуть?
Она не знала, что ему ответить, но точно знала, что с ним она в полной безопасности, что бы ни случилось. Роза доверилась ему и, как оказалось, не напрасно. Он держал ее под руку, а ей было неловко от вопроса, который она так хотела ему задать.
– Можно у тебя остаться на ночь?
Он остановился и заглянул ей в глаза. В этот момент ей стало еще больше не по себе. Наверное, зря она затеяла этот разговор.
– Я сам хотел тебе это предложить, – улыбнулся он.
Она обняла его очень крепко, а он гладил ее волосы, будто пропуская между пальцев шелковые пряди. Роза с нетерпением ждала того момента, когда переступит порог его квартиры. Как и чем он живет?
И, возможно, его подушка будет мягче моей...
Сняв пальто, Роза попросила его включить свет – в квартире было темно и прохладно – на что он любезно кивнул, снимая свой плащ. Маленькая студия с белыми стенами и темным потолком. Классический стиль. У него хороший вкус. А кругом...
– Кто она? – с восторгом в глазах спросила она, глядя на портреты.
То, что он был художником и все картины написаны им, было ясно без слов. В каждом рисунке были одни и те же глаза, как и губы. Образы... Одни и те же веки, ресницы и даже волосы до поясницы. В каждом рисунке она... С улыбкой и грустная, одетая на одной, на другой обнаженная... Кто эта женщина? Кто же она?
– Тебе чай или кофе?
– Мне бы немного тебя.
Пока она смотрела картины, он вышел на балкон и закурил. Он не думал, что ей ответить, его беспокоил другой вопрос, более важный в этот момент.
– Ты так и не ответил, – заявила Роза, как только он зашел внутрь.
– Шедевр... – ответил он так, чтобы было понятно, что затрагивать эту тему он не желает.
Роза была не глупой и поняла все без слов. Она теперь понимала, почему он так замкнут и закрыт от людей, ведь в его жизнь однажды вошла та, что так и не покинула его сердце. Эта женщина не смогла покинуть даже стены этой квартиры. Кругом она...
Не так просто забыть человека. Порой намного проще забыть собственное имя. Не так легко перелистнуть старую страницу, когда нет продолжения на новой. Роза понимала его, как никогда в жизни, и больше всего на свете она хотела стать новой страницей для этого безымянного художника, его новой картиной, вдохновением... И кистью, чтобы он нарисовал капельку счастья и каждый день находил эту капельку в ней.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросила она.
– Нас ведь двое, а кровать у меня одна...
Меньше всего она хотела от него секса, лежа у него на груди. Ей было тепло и удобно, а в его молчании она слышала биение сердца. Роза не могла уснуть, ей казалось, что все его картины живые и смотрят на нее. В какой-то момент она даже задержала на одной из них взгляд и в этих темных глазах будто что-то увидела... Под одеялом было тепло, но в эту ночь ее согревало не оно. Так странно: еще вчера она сидела у окна и с каждой каплей за стеклом тонула в своем одиночестве. Если бы она знала, что есть на свете человек, тот человек, на плече которого она уснет, а поутру выпьет с ним кружку крепкого кофе, она бы просто была счастлива. Разве много женщине нужно для счастья? Ложку заботы и внимание до краев. Вот он – истинный запах, а какой у нее вкус...
«... – Ты меня сможешь простить? – отчаянно спросил ее я.
Она молчала, а я прижимал ее к себе сильнее, гладя ее волосы и целуя пальцы. Я был жалок, как последнее... на этой земле. Я предал ее не потому, что хотел этого, а потому, что не хотел больше ее.
– А ты себя простить сможешь, любимый мой?
Внутри все сжалось с такой силой, что я закрыл подушкой лицо, чтобы она не заметила... Не увидела моих глаз.
– Как бы ты ни отрицал, я всегда чувствовала, как я тебе нужна. Представляешь, я и сейчас это чувствую, – улыбнулась она, не пряча своих мокрых глаз. – Я бы все на свете отдала, чтобы ты меня больше не отталкивал. Мне тебя не хватает, ведь ты до сих пор не веришь, что люди способны любить кого-то намного сильнее, чем себя. Что женщины способны жизнь свою отдать за тех, кого они любят. Ты до сих пор не веришь...
Она говорила твердо, несмотря на то, что ее голос был мягким и горьким. Я не видел ее глаз, потому что боялся, что она увидит мои.
– Прости, мой самый родной и желанный! Прости меня за все беды, что принесла в твой дом. Ты изменился... Правда! Я всегда думала, что люди не меняются, но ты мне доказал обратное, сам того не понимая. Ты любишь меня больше, чем себя, эгоист ты мой любимый...