Тополек мой в красной косынке

5

- Скоро, - ответила она тихо.
Я чуть было не рванул на машине куда глаза глядят. Да вместо скорости сцепление выключил. Мотор как взревет на холостых оборотах. Асель в сторону отпрянула. Я и не извинился даже. Не до этого.
- Значит, мы больше не увидимся? - говорю.
- Не знаю. Лучше не видеться.
- А я все равно... как хотите, буду вас искать!
И опять мы замолчали. Может быть, думали об одном и том же, а между нами будто стена стояла, которая не позволяла мне подойти к ней, а ей сесть в мою кабину.
- Асель! - сказал я. - Не избегайте меня. Я ничем не помешаю. Буду смотреть на вас издали. Обещаете?
- Не знаю, может быть...
- Садитесь, Асель.
- Нет. Уезжайте. Аил уже близко.
После этого мы еще встречались на дороге, каждый раз словно невзначай. И снова она идет по обочине, а я сижу в кабине. Обидно, но что поделаешь.
О женихе я не спрашивал. Неудобно, да и не хотелось. Но по ее словам понял, что она его мало знала. Он доводился каким-то родственником матери, жил в дальнем лесхозе, в горах. Их семьи издавна вели, если можно так сказать, обмен девушками, поддерживали родство между собой из поколения в поколение. Родители Асель не допускали мысли отдать ее куда-нибудь на сторону. Обо мне же и речи не могло быть. Кто я? Какой-то пришлый, безродный шоферюга. Да я и сам не посмел бы заикнуться.
Асель в те дни была неразговорчивой. Все думала о чем-то. Но я ни на что не надеялся. Судьба ее решилась, встречаться было бесполезно. Однако мы, как дети, старались не говорить об этом и встречались, потому что не могли не встречаться. Нам обоим казалось, что мы друг без друга не можем жить.
Так прошло дней пять. В то утро я был на автобазе, готовился в рейс. И вдруг вызывают в диспетчерскую.
- Можешь радоваться! - весело встретила меня Кадича. - Тебя переводят на трассу Синьцзян.
Я остолбенел. Последние дни я жил так, будто вечно буду ездить в колхоз. Рейсы в Китай многодневные, кто знает, когда смогу вырваться к Асель. Исчезнуть внезапно, даже не предупредив ее?
- Да ты, кажется, не рад? - заметила Кадича.
- А как же колхоз? - заволновался я. - Работа там еще не окончена.
Кадича удивленно пожала плечами:
- Ты же раньше сам не хотел.
Я обозлился:
- Мало ли что было раньше.
Сел на стул, сижу, не знаю, что делать.
Прибежал Джантай. Оказывается, вместо меня его направили в колхоз. Я насторожился. Джантай, наверно, откажется, ведь выработка на проселочных дорогах меньше. Но он взял путевку да еще сказал:
- Куда пошлешь, Кадича, хоть на край света! В аиле как раз баранчики поспевают, может, прихватить? - А потом увидел меня. - Извиняюсь, я, кажется, помешал!
- Иди отсюда!.. - прошипел я, не поднимая головы.
- Ну что же ты сидишь, Ильяс? - тронула меня за плечо Кадича.
- Я должен поехать в колхоз, пошли меня, Кадича! - попросил я.
- Да ты в своем уме? Не могу я, наряда нет! - сказала она и беспокойно глянула мне в лицо. - Что это ты так разохотился туда ездить?
Я ничего не ответил. Молча вышел, отправился в гараж. Джантай проскочил мимо меня на своей машине, хитро подмигнул, чуть не задев крылом.
Я долго копался, медлил, но выхода не было. Поехал на погрузочную станцию. Там очередь небольшая.
Товарищи меня покурить звали, но я даже из кабины не вылез. Закрою глаза и представляю, как ждет понапрасну Асель на дороге. День будет ждать, два, три... Что же она подумает обо мне?
А очередь приближалась. Уже начали нагружать впереди меня машину. Через минуту и мне становиться под кран. «Прости меня, Асель! - подумал я.
- Прости, тополек мой степной! - И тут вдруг мелькнула мысль: - Да я успел бы сказать ей и вернуться. Велика беда - выйду на рейс на несколько часов позже. Объясню потом начальнику автобазы, поймет, быть может, а нет - поругает. Ну, выговор объявит... Не могу я! Поеду!»
Я завел мотор, чтобы податься назад, но машины сзади стояли вплотную. Тем временем груженая машина отошла, очередь была за мной.
- Становись! Эй, Ильяс! - крикнул крановщик.
Кран занес надо мной стрелу. Все кончено! С экспортным грузом никуда не денешься. Как же я раньше не хватился? Подошел отправитель с документами. Я глянул в заднее окошко: в кузов, покачиваясь, опускался контейнер. Он все приближался и приближался.
И тут я крикнул:
- Берегись!
С места рванул из-под контейнера машину, мотор был у меня не выключен. Сзади раздались крики, свист, ругань... А я гнал машину мимо складов, штабелей досок и угольных куч. Я будто прирос к баранке. Земля заметалась, и машину и меня било из стороны в сторону. Да нам не привыкать...
Вскоре я догнал Джантая. Он выглянул из кабины и ошалело вытаращил глаза: узнал меня. И ведь видит, что спешу, значит, надо уступить дорогу, так нет, не дает проехать. Вырулил я на обочину, пошел в обгон прямо полем. Джантай тоже припустил, не дает выбраться на дорогу. Так мы и мчались: он - по дороге, я - полем. Пригнулись к баранкам, косимся, как звери, ругаемся.
- Куда ты? Зачем? - кричит он мне.
Я ему кулаком погрозил. Все же машина у меня была порожняя. Обогнал, ушел.
Асель я не встретил. Приехал в аил, запыхался, будто пешком прибежал, еле дух перевел. Ни во дворе у них, ни на улице никого не видно. Только лошадь оседланная стоит у коновязи. Что делать? Решил ждать, думаю, увидит машину, выйдет на улицу. Полез я в мотор, будто чиню что-то, а сам все время поглядываю на калитку. Долго ждать не пришлось; открывается калитка, и выходит ее мать и старик, чернобородый, грузный такой, два ватных халата на нем: нижний плюшевый, верхний вельветовый. В руке камча [3] хорошая. Распарился, красный, видно, только что чай пил. Подошли они к коновязи. Мать Асель почтительно придержала стремя, помогла старику взгромоздиться в седло.
- Мы вами довольны, сват! - сказала она. - Но и за нас не беспокойтесь. Для своей дочери ничего не пожалеем. Слава богу, руки наши не пусты.
- Э-э, байбиче [4] , в обиде не будем, - ответил он, поудобней устраиваясь в седле. - Дай бог здоровья молодым. А что касается добра: не для чужих - для своих же детей. И родниться нам не впервые... Ну, будь здорова, байбиче, значит, так и порешили: в пятницу!
- Да, да, в пятницу. Святой день. Счастливого пути. Привет передавайте сватье.