Тополек мой в красной косынке

18

Машина с натугой выбралась на какой-то подъем и покатила вниз, под гору. Закружилась, опрокинулась ночь перед глазами. Руки уже не подчинялись мне. Все больше набирая скорость, полетела машина по дороге вниз. Потом раздался глухой удар, скрежет, фары вспыхнули, и темнота залила мне глаза.
Где-то в глубине сознания кольнула мысль: «Авария!»
Сколько я пролежал так, не помню. Только услышал вдруг голос, словно бы издалека, как через вату в ушах: «Ну-ка, посвети!» Чьи-то руки ощупали мою голову, плечи, грудь. «Живой, пьяный только», - сказал голос. Другой ответил: «Надо дорогу освободить».
- Ну-ка, друг, попробуй немного подвинуться, отгоним машину, - руки легонько толкнули меня в плечо.
Я застонал, с трудом поднял голову. Со лба стекала по лицу кровь. В груди что-то мешало выпрямиться. Человек чиркнул спичкой. Глянул на меня. Потом еще раз чиркнул и снова глянул, будто глазам не верил...
- Ты что же это, друг! Как же это, а? - с огорчением проговорил он в темноте.
- Машина... здорово побита? - спросил я, сплевывая кровь.
- Нет, не очень. Закинуло только поперек дороги.
- Ну, так я уеду сейчас, пустите! - Непослушными, дрожащими руками я попытался выключить зажигание и нажать стартер.
- Погоди! - крепко обхватил меня человек. - Хватит баловаться. Вылезай. Переспишь ночь, а утром видно будет...
Меня вытащили из кабины.
- Отгоняй машину на обочину, Кемель, там разберемся!
Он перекинул мою руку через плечо и потащил меня в темноте куда-то в сторону. Мы шли долго, пока добрались до какого-то двора. Человек помог мне войти в дом. В передней комнате горела керосиновая лампа. Человек посадил меня на табуретку, принялся стаскивать полушубок. И тогда я посмотрел на него. И вспомнил. Это был дорожный мастер Байтемир, тот самый, с которым мы буксировали когда-то машину на перевале. Стыдно стало, и все-таки я обрадовался, хотел было извиниться, поблагодарить его, но в это время грохот упавших на пол поленьев заставил меня обернуться. Я глянул и медленно, с усилием привстал с места, будто на плечи мне свалилось что-то непомерно тяжелое. В дверях возле рассыпанных дров стояла Асель. Она стояла неестественно прямая и как неживая смотрела на меня.
- Что это? - тихо прошептала она.
Я чуть было не крикнул «Асель!», но ее отчужденный, неподпускающий взгляд не дал проронить ни слова. Сгорая от позора, я опустил голову. В комнате на мгновение стало до жути тихо. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не Байтемир. Он как ни в чем не бывало опять усадил меня на место.
- Ничего, Асель, - спокойно сказал он. - Разбился немного шофер, отлежится... Ты бы лучше йод нам дала.
- Йод? - голос ее потеплел, встревожился. - Йод соседи брали... Я сейчас! - спохватилась она и выбежала из дверей.
Я сидел, не двигаясь, прикусив губу. Хмель точно вышибло из головы, протрезвел в мгновение ока. Только кровь с шумом колотилась в висках.
- Обмывать надо сначала, - сказал Байтемир, разглядывая ссадины на моем лбу. Он взял ведро и вышел. Из соседней комнаты выглянул босоногий мальчик лет пяти в одной рубашонке. Он смотрел на меня большими любопытными глазами. Я сразу узнал его. Не пойму как, но узнал, сердце мое узнало.
- Самат! - сдавленным голосом прошептал я и потянулся к сыну.
В это время Байтемир появился в дверях, и я почему-то испугался. Он, кажется, услышал, как я назвал сына по имени. Стало очень неловко, будто поймали меня, как вора. Чтобы загладить смущение, я вдруг спросил, прикрывая рукой ссадину над глазом:
- Это ваш сын? - Ну зачем мне надо было так спрашивать? До сих пор не могу простить себе.
- Мой! - по-хозяйски уверенно ответил Байтемир. Поставил ведро на пол, поднял Самата на руки. - Мой, конечно, собственный, так ведь, Самат? - приговаривал он, целуя мальчонку и щекоча его шею усами. В голосе и поведении Байтемира не было ни тени фальши. - Ты почему не спишь? Ух ты, мой жеребенок, все тебе надо знать, ну-ка, беги в постель!
- А мама где? - спросил Самат.
- Сейчас придет. Вот она. Ты иди, сынок.
Асель вбежала, молча окинула нас быстрым, настороженным взглядом, подала Байтемиру пузырек с йодом и увела сынишку спать.
Байтемир намочил полотенце, вытер кровь с моего лица.
- Терпи! - пошутил он, прижигая ссадины, и строго сказал: - Прижечь бы тебя за такое дело покрепче, да ладно, гость ты у нас... Ну вот и порядок, заживет. Асель, нам бы чайку.
- Сейчас.
Байтемир постелил на кошму ватное одеяло, положил подушку.
- Пересаживайся сюда, отдохни немного, - сказал он.
- Ничего, спасибо! - пробормотал я.
- Садись, садись, будь как у себя дома, - настаивал Байтемир.
Я делал все, как во сне. Сердце будто кто-то зажал в груди. Все во мне напряглось в тревоге и ожидании. Эх, зачем только родила меня мать на свет!
Асель вышла и, стараясь не смотреть на нас, взяла самовар, унесла во двор.
- Я сейчас помогу тебе, Асель, - сказал вслед Байтемир. Он пошел было за ней, но Самат снова прибежал. Он совсем не собирался спать.
- Ты что, Самат? - добродушно покачал головой Байтемир.
- Дядя, а ты прямо из кино вышел? - серьезно спросил меня сын, подбегая поближе.
Я смекнул, в чем дело, а Байтемир расхохотался.
- Ах ты, несмышленыш мой! - смеялся Байтемир, опустившись возле малыша на корточки. - Уморил... Мы ездим на рудник кино смотреть, - обернулся он ко мне. - Ну и он с нами...
- Да, я из кино вышел! - поддержал я общее веселье.
Но Самат нахмурился.
- Неправда! - заявил он.
- Почему же неправда?
- А где сабля, которой ты сражался?
- Оставил дома...
- А ты мне покажешь? Завтра покажешь?
- Покажу. Ну-ка, иди сюда. Как тебя звать, Самат, да?
- Самат. А тебя как, дядя?
- Меня... - я умолк. - Меня дядя Ильяс, - с трудом выдавил я.
- Ты иди, Самат, ложись, поздно уж! - вмешался Байтемир.
- Папа, можно я немножко побуду! - попросил Самат.
- Ну ладно! - согласился Байтемир. - А мы сейчас чай принесем.
Самат подошел ко мне. Я погладил его руку: он был похож на меня, очень похож. Даже руки были такие же, и смеялся он так же, как я.
- Ты кем будешь, когда вырастешь? - спросил я, чтобы как-то завязать разговор с сыном.
- Шофером.