Они говорили

  Они никогда не верили в меня. Говорили мне, как я никчёмен, безнадёжен. «Ты ничего не добьёшься сам», говорили, строго смотря мне в глаза и сжимая губы в тонкую нить. Пинали на одни и те же грабли, создавали сдерживающие блоки руками, останавливали и толкали. Ставили палки в колёса, подкладывали камней на дорогу, по которой я кубарем катился вниз, в очередной раз запнувшись о чью-то подставленную ногу. Никакой помощи. Никакого доверия. Да, собственно, и как поверить в это недоразумение в строгом костюме совершенно не по фигуре, смотрящее в зеркало поверх тяжёлой роговой оправы очков? Таких даже для деторождения не берут. Потомство будет слишком страшным и забитым. Даже кинутые жизнью пройдут мимо. Никчёмный и пустой, говорили они, подливая масла в огонь. Глупые мысли и бесплодные мечты, думали вслух, втаптывая ногами в землю. Уж лучше бы полили бензином, подожгли и оставили умирать. Лучше так, чем гореть в собственном огне несбыточных надежд и нагнанных в подкорку комплексов.

Мда, омегам нелегко, я понимаю, тем более, таким, как я, но ведь мы тоже многого стоим! Мы только кажемся слабыми безвольными существами. Это лишь видимость нашей никчёмности. Многие из нас добились всего в этой жизни, например «таблицу запахов» омега Годрик Перроу изобрёл в свои девятнадцать. Парень просто сидел и подбирал, прикидывал, спрашивал и планировал. И в итоге, омега, забитый девственник-пацифист придумал самую гениальную классификацию запахов, предпочтений и отвращений. Именно так появилось понятие Истинных. Но ведь это не всё! Великий техник Критчер Долн изобрёл Эйрборды, которыми пользуются многие подростки и даже взрослые. Тоже сидел в своём занюханном подвале, рылся в детальках отца, составлял, чертил, настраивал, и – бац! – самое используемое и нужное изобретение, способствующее перемещению. Как машина, только в сто раз меньше. И тоже одна из самых гениальных вещей. Разве я хуже? Разве я не достоин хотя бы единого шанса? Неужели, я никогда не смогу стать чем-то большим?

Всю свою жизнь я слышал неодобрительные вздохи отца и встречался с безразличными глазами папы в коридоре. Возвращаясь домой, я всегда боялся повернуться. Так и стоял в коридоре лицом ко входной двери и глубоко дышал. А когда поворачивался – желал отвернуться обратно. Потому что меня всегда ждала моя семья. Отец всегда качал головой и тяжело выдыхал, папа стеклянными глазами смотрел в мои и ничего не говорил. Родители молчаливо провожали меня взглядом до комнаты, следуя за мной по пятам. Словно указывали на каждый мой промах. На каждый изъян. Просто смотрели. И вгоняли ещё больше комплексов. Они, они оба, никогда не говорили мне, что гордятся мной, что я хорош в своём деле, что я молодец. Мне всегда указывали на мои недостатки, требовали великих результатов в учёбе, науке. Разочаровывались в моих падениях. И требовали вставать и валить вперёд, и боль не волновала. Встань и иди, если хочешь чего-либо добиться. Если ты чего-то стоишь, ты пойдёшь дальше. А что можно требовать от четырнадцатилетнего ребёнка, в первый раз попавшего на защиту сочинения по Болконскому? Разумеется, стать выше всех других. Принести хоть какую-то пользу своей семье. Но что может подросток? Только лишь высказывать свои мысли. И вот, я стою перед взрослыми альфами, омегами, бетами и гаммами, держу в руках листок со своим сочинением и пытаюсь сдержать нервную дрожь. Сам справляюсь со своими эмоциями. Как всегда, от страха сознание начинает отключаться, я словно сквозь вату слышу: