В ста шагах от того места, где оба друга, насторожив уши и поглядываяна дорогу, прихлебывали искрометное мальгское вино, за лысым пригорком,обглоданным солнцем и мистралями, лежало селение Каталаны. Однажды из Испании выехали какие-то таинственные переселенцы и прис-тали к тому клочку земли, на котором они живут и поныне Они явились не-ведомо откуда и говорили на незнакомом языке Один из начальников, пони-мавший провансальский язык, попросил у города Марселя позволения завла-деть пустынным мысом, на который они, по примеру древних мореходов, вы-тащили свои суда. Просьбу уважили, и три месяца спустя вокруг десяткасудов, привезших этих морских цыган, выросло небольшое селение В этомсвоеобразном и живописном селенье, полумавританском, полуиспанском, ипоныне живут потомки этих людей, говорящие на языке своих дедов В про-должение трех или четырех веков они остались верны своему мысу, на кото-рый опустились, как стая морских птиц, они нимало не смешались с мар-сельскими жителями, женятся только между собой и сохраняют нравы и одеж-ду своей родины так же, как сохранили ее язык. Мы приглашаем читателя последовать за нами по единственной улице се-ления и зайти в один из домиков, солнце снаружи окрасило его стены вцвет опавших листьев, одинаковый для всех старинных построек этого края,а внутри кисть маляра сообщила им белизну, составляющую единственное ук-рашение испанских роsadas [2]. Красивая молодая девушка, с черными, как смоль, волосами, с бархатны-ми, как у газели, глазами, стояла, прислонившись к перегородке, и в тон-ких, словно выточенных античным ваятелем пальцах мяла ни в чем не повин-ную ветку вереска, оборванные цветы и листья уже усеяли пол; руки ее,обнаженные до локтя, покрытые загаром, но словно скопированные с рук Ве-неры Арльской, дрожали от волнения, а легкой ножкой с высоким подъемомона нетерпеливо постукивала по полу, так что можно было видеть ее строй-ные, изящные икры, обтянутые красным чулком с серыми и синими стрелками.В трех шагах от нее, покачиваясь на стуле и опершись локтем на старыйкомод, статный молодец лет двадцати - двадцати двух смотрел на нее сбеспокойством и досадой; в его глазах был вопрос, но твердый и упорныйвзгляд девушки укрощал собеседника. - Послушай, Мерседес, - говорил молодой человек, - скоро пасха, самоевремя сыграть свадьбу. Ответь же мне! - Я тебе уже сто раз отвечала, Фернан, и ты сам себе враг, если опятьспрашиваешь меня. - Ну, так повтори еще, умоляю тебя, повтори еще, чтобы я мог пове-рить. Скажи мне в сотый раз, что отвергаешь мою любовь, которую благос-ловила твоя мать; заставь меня понять, что ты играешь моим счастьем, чтомоя жизнь или смерть для тебя - ничто! Боже мой! Десять лет мечтать отом, чтобы стать твоим мужем, Мерседес, и потерять эту надежду, котораябыла единственной целью моей жизни! - По крайней мере не я поддерживала в тебе эту надежду, - отвечалаМерседес, - ты не можешь меня упрекнуть, что я когда-нибудь завлекалатебя. Я всегда говорила тебе, я люблю тебя, как брата, но никогда нетребуй от меня ничего, кроме этой братской дружбы, потому что сердце моеотдано другому Разве я не говорила тебе этого, Фернан. - Знаю, знаю, Мерседес, - прервал молодой человек - Да, ты всегда бы-ла со мной до жестокости прямодушна, но ты забываешь, что для каталанцевбрак только между своими - священный закон. - Ты ошибаешься, Фернан, это не закон, а просто обычай, только и все-го, - и верь мне, тебе не стоит ссылаться на этот обычай. Ты вытянулжребий, Фернан. Если ты еще на свободе, то это просто поблажка, не се-годня так завтра тебя могут призвать на службу. А когда ты поступишь всолдаты, что ты станешь делать с бедной сиротой, горемычной, без денег,у которой нет ничего, кроме развалившейся хижины, где висят старые сети- жалкое наследство, оставленное моим отцом матери, а матерью - мне? Вотгод, как она умерла, и подумай, Фернан, ведь я живу почти милостыней!Иногда ты притворяешься, будто я тебе помогаю, и это для того, чтобыиметь право разделить со мной улов; и я принимаю это, Фернан, потому чтотвой отец был брат моего отца, потому что мы выросли вместе и особеннопотому, что отказ мой слишком огорчил бы тебя. Но я чувствую, чтоденьги, которые я выручаю за твою рыбу и на которые я покупаю себе лендля пряжи, - просто милостыня. - Не все ли мне равно, Мерседес! Бедная и одинокая, ты мне дороже,чем дочь самого гордого арматора или самого богатого банкира в Марселе!Что надобно нам, беднякам? Честную жену и хорошую хозяйку. Где я найдулучше тебя? - Фернан, - отвечала Мерседес, покачав головою, - можно стать дурнойхозяйкой, и нельзя ручаться, что будешь честной женой, если любишь немужа, а другого. Будь доволен моей дружбой, потому что, повторяю, этовсе, что я могу тебе обещать, а я обещаю только то, что могу исполнитьнаверное. - Понимаю, - сказал Фернан, - ты терпеливо сносишь свою нищету, нобоишься моей. Так знай же, Мерседес, если ты меня полюбишь, я попытаюсчастья. Ты принесешь мне удачу, и я разбогатею. Я не останусь рыбаком;я могу наняться конторщиком, могу и сам завести торговлю. - Ничего этого ты не можешь, Фернан; ты солдат, и если ты сейчас вКаталанах, то только потому, что нет войны. Оставайся рыбаком, не стройвоздушных замков, после которых действительность покажется тебе еще тя-гостней, и удовольствуйся моей дружбой. Ничего другого я тебе дать немогу. - Да, ты права, Мерседес, я буду моряком; надену вместо дедовскойодежды, которую ты презираешь, лакированную шляпу, полосатую фуфайку исинюю куртку с якорями на пуговицах. Ведь так должен быть одет человек,который сможет тебе понравиться? - Что ты хочешь сказать? - спросила Мерседес, с гордым вызовом взгля-нув на него. - Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя. - Я хочу сказать, Мерседес, ты так сурова и жестока со мною толькопотому, что ждешь человека, который одет, как я описал. А вдруг тот, ко-го ты ждешь, непостоянен, а если не он, непостоянно море? - Фернан, - вскричала Мерседес, - я думала, что ты добрый, но я ошиб-лась. Ты злой, если на помощь своей ревности призываешь божий гнев! Да,я не скрываю: я жду и люблю того, о ком ты говоришь, и если он не вер-нется, я не стану упрекать его в непостоянстве, а скажу, что он умер,любя меня. Каталанец яростно сжал кулаки. - Я тебя поняла, Фернан: ты хочешь отомстить ему за то, что я не люб-лю тебя. Ты хочешь скрестить свой каталанский нож с его кинжалом! И чтоже? Ты лишишься моей дружбы, если будешь побежден; а если победишь ты,то моя дружба обернется ненавистью. Поверь мне, искать ссоры с человеком- плохое средство понравиться женщине, которая этого человека любит.Нет, Фернан, ты не поддашься дурным мыслям. Раз я не могу быть твоей же-ной, ты привыкнешь смотреть на меня, как на друга, как на свою сестру.Притом же, - прибавила она с влажными от слез глазами, - не спеши, Фер-нан: ты сам сейчас сказал - море коварно, и вот уже четыре месяца как онуехал, а за четыре месяца я насчитала много бурь! Фернан остался холоден; он не старался отереть слезы, бежавшие по ще-кам Мерседес; а между тем за каждую ее слезу он отдал бы стакан своейкрови. Но эти слезы лились из-за другого! Он встал, прошелся по хижине и остановился перед Мерседес; глаза егосверкали, кулаки были сжаты. - Послушай, Мерседес, - сказал он, - отвечай еще раз: это решено? - Я люблю Эдмона Дантеса, - спокойно ответила девушка, - и, кроме Эд-мона, никто не будет моим мужем. - И ты будешь всегда любить его? - До самой смерти. Фернан со стоном опустил голову, как человек, потерявший последнююнадежду; потом вдруг поднял голову и, стиснув зубы, спросил: - А если он умер? - Так и я умру. - А если он тебя забыл? - Мерседес! - раздался веселый голос за дверью. - Мерседес! - Ах!.. - вскричала девушка, не помня себя от счастья и любви. - Вотвидишь, он не забыл меня, он здесь! Она бросилась к двери и отворила ее, крича: - Сюда, Эдмон! Я здесь! Фернан, бледный и дрожащий, попятился, как путник, внезапно увидевшийзмею, и, наткнувшись на свой стул, бессильно опустился на него. Эдмон и Мерседес бросились друг другу в объятия. Палящее марсельскоесолнце, врываясь в раскрытую дверь, обливало их потоками света Сначалаони не видели ничего кругом. Неизмеримое счастье отделяло их от мира;они говорили несвязными словами, которые передают порывы такой остройрадости, что становятся похожи на выражение боли. Вдруг Эдмон заметил мрачное лицо Фернана, которое выступало из полум-рака, бледное и угрожающее; бессознательно молодой каталанец держал рукуна ноже, висевшем у него на поясе. - Простите, - сказал Дантес, хмуря брови, - я и не заметил, что насздесь трое. Затем, обращаясь к Мерседес, он спросил: - Кто этот господин? - Этот господин будет вашим лучшим другом, Дантес, потому что это мойдруг, мой брат, Фернан, тот человек, которого после вас, Эдмон, я люблюбольше всех на свете. Разве вы не узнали его? - Да, узнал, - отвечал Эдмон, и, не выпуская руки Мерседес, он сер-дечно протянул другую руку каталанцу. Но Фернан, не отвечая на это дружеское движение, оставался нем и нед-вижим, как статуя. Тогда Эдмон испытующе посмотрел на дрожавшую Мерседес и на мрачного игрозного Фернана. Один взгляд объяснил ему все. Он вспыхнул от гнева. - Я не знал, когда спешил к тебе, Мерседес, что найду здесь врага. - Врага! - вскричала Мерседес, гневно взглянув на двоюродного брата -Найти врага у меня, в моем доме! Если бы я так думала, я взяла бы тебяпод руку и ушла в Марсель, покинув этот дом навсегда. Глаза Фернана сверкнули. - И если бы с тобой приключилась беда, мой Эдмон, - продолжала она снеумолимым спокойствием, которое показывало Фернану, что Мерседес про-никла в самую глубину его мрачных мыслей, - я взошла бы на мыс Моржион ибросилась со скалы вниз головой. Фернан побледнел, как смерть. - Но ты ошибся, Эдмон, - прибавила она, - здесь у тебя нет врагов,здесь только мой брат Фернан, и он сейчас пожмет тебе руку, как предан-ному другу. И девушка устремила повелительный взгляд на каталанца, который, какзавороженный, медленно подошел к Эдмону и протянул ему руку. Ненависть его, подобно волне, бешеной, но бессильной, разбилась о не-одолимую власть, которую эта девушка имела над ним. Но едва он дотронулся до руки Эдмона, как почувствовал, что сделалвсе, что мог, и бросился вон из дому. - Горе мне! - стонал он, в отчаянии ломая руки. - Кто избавит меня отэтого человека! Горе мне! - Эй, каталанец! Эй, Фернан! Куда ты? - окликнул его чей-то голос. Фернан круто остановился, озираясь по сторонам, и увидал Кадрусса,сидевшего с Дангларом за столом под деревьями. - Что же ты не идешь к нам? - сказал Кадру ее. - Или ты так спешишь,что тебе некогда поздороваться с друзьями? - Особенно, когда перед ними еще почти полная бутылка! - прибавилДанглар. Фернан бессмысленно посмотрел на них и не ответил ни слова. - Он совсем ошалел, - сказал Данглар, толкая Кадрусса ногой. - Что,если мы ошиблись, и, вопреки нашим ожиданиям, Дантес торжествует победу? - Сейчас узнаем, - отвечал Кадрусс и, повернувшись к молодому челове-ку, сказал: - Ну, что же, каталанец, решаешься или нет? Фернан отер пот с лица и вошел в беседку; ее тень как будто немногоуспокоила его волнение, а прохлада освежила истомленное тело. - Здравствуйте, - сказал он, - вы, кажется, звали меня? И он без сил опустился на один из стульев, стаявших вокруг стола. - Я позвал тебя потому, что ты бежал, как сумасшедший, и я боялся,что ты, чего доброго, бросишься в море, - сказал, смеясь, Кадрусс. -Черт возьми! Друзей не только угощают вином; иной раз им еще мешают наг-лотаться воды. Фернан не то вздохнул, не то всхлипнул и уронил голову на руки. - Знаешь, что я тебе скажу, Фернан, - продолжал Кадрусс, начиная раз-говор с грубой откровенностью простых людей, которые от любопытства за-бывают все приличия. - Знаешь, ты похож на отставленного воздыхателя! И он громко захохотал. - Нет, - отвечал Данглар, - такой молодец не для того создан, чтобыбыть несчастным в любви. Ты шутишь, Кадрусс. - Вовсе не шучу, ты лучше послушай, как он вздыхает. Ну-ка, Фернан,подними нос да отвечай нам. Невежливо не отвечать друзьям, когда ониспрашивают о здоровье. - Я здоров, - сказал Фернан, сжимая кулаки, но не поднимая головы. - А! Видишь ли, Данглар, - сказал Кадрусс, мигнув своему приятелю, -дело вот в чем: Фернан, которого ты здесь видишь, добрый и честный ката-ланец, один из лучших марсельских рыбаков, влюблен в красавицу по имениМерседес, но, к несчастью, красавица, со своей стороны, по-видимому,влюблена в помощника капитана "Фараона", а так как "Фараон" сегодня во-ротился в порт, то... понимаешь? - Нет, не понимаю, - отвечал Данглар. - Бедняга Фернан получил отставку, - продолжал Кадрусс. - Ну, так что ж? - сказал Фернан, подняв голову и поглядывая на Кад-русса как человек, ищущий, на ком бы выместить досаду. - Мерседес ни откого не зависит, не так ли? И вольна любить, кого ей угодно. - Если ты так на это смотришь, тогда другое дело! - сказал Кадрусс. -Я-то думал, что ты каталанец; а мне рассказывали, что каталанцы не изтех людей, у которых можно отбивать возлюбленных; при этом даже прибав-ляли, что Фернан особенно страшен в своей мести. Фернан презрительно улыбнулся. - Влюбленный никогда не страшен, - сказал он. - Бедняга! - подхватил Данглар, притворяясь, что жалеет его от всегосердца. - Что ж делать? Он не ожидал, что Дантес воротится так скоро. Ондумал, что Дантес, быть может, умер, изменил, - как знать? Такие ударытем более тяжелы, что приходят всегда неожиданно. - Как бы там ни было, - сказал Кадрусс, который все время пил и накоторого хмельное мальгское вино начинало действовать, - как бы там нибыло, благополучное возвращение Дантеса досаждает не одному Фернану:верно, Данглар? - Верно, и я готов поручиться, что это кончится для него плохо. - Тем не менее, - продолжал Кадрусс, наливая Фернану и наполняя ввосьмой или десятый раз свой собственный стакан, между тем как Дангларедва пригубил свое вино, - тем не менее он женится на красавице Мерсе-дес; по крайней мере он для этого воротился. Все это время Данглар проницательным взором смотрел на Фернана и ви-дел, что слова Кадрусса падают ему на сердце, как расплавленный свинец. - А когда свадьба? - спросил Данглар. - О! До свадьбы еще дело не дошло! - прошептал Фернан. - Да, но дойдет, - сказал Кадрусс. - Это так же верно, как то, чтоДантес будет капитаном "Фараона". Не правда ли, Данглар? Данглар вздрогнул при этом неожиданном выпаде, повернулся к Кадруссуи пристально посмотрел на него, чтобы узнать, с умыслом ли были сказаныэти слова, но он не прочел ничего, кроме зависти на этом лице, уже пог-лупевшем от опьянения. - Итак, - сказал он, наполняя стаканы, - выпьем за капитана ЭдмонаДантеса, супруга прелестной каталанки! Кадрусс отяжелевшею рукою поднес стакан к губам и одним духом осушилего. Фернан схватил свой стакан и разбил вдребезги. - Стойте! - сказал Кадрусс. - Что там такое на пригорке, по дороге изКаталан? Взгляни-ка, Фернан, у тебя глаза получше. У меня уже двоится вглазах. Ты знаешь, вино - предатель. Точно двое влюбленных идут рядышкомрука об руку. Ах, боже ты мой! Они не подозревают, что мы их видим, ицелуются! Данглар следил за каждым движением Фернана, лицо которого приметноискажалось. - Знаете вы их, Фернан? - спросил он. - Да, - отвечал он глухим голосом, - это Эдмон и Мерседес. - А! Вот оно что! - сказал Кадрусс. - А я и не узнал их. Эй, Дантес!Эй, красавица! Подите-ка сюда и скажите нам, скоро ли свадьба. Фернантакой упрямец, не хочет нам сказать. - Да замолчишь ли ты? - прервал его Данглар, делая вид, будто оста-навливает Кадрусса, который с упрямством пьяницы высовывался из беседки.- Держись крепче на ногах и оставь влюбленных в покое. Бери пример сФернана: он по крайней мере благоразумен. Быть может, Фернан, выведенный из себя, подстрекаемый Дангларом, какбык на арене, не удержался бы, ибо он уже встал и, казалось, вот-вот ки-нется на соперника, но Мерседес, веселая и непринужденная, подняла пре-лестную головку и окинула всех светлым взором. Од вспомнил ее угрозу -умереть, если умрет Эдмон, - и бессильно опустился на стул. Данглар посмотрел на своих собеседников - на отупевшего от вина и насраженного любовью. - От этих дураков я ничего не добьюсь, - прошептал он, - боюсь, что яимею дело с пьяницей и с трусом. Вот завистник, который наливается ви-ном, между тем как ему следовало бы упиваться желчью; вот болван, у ко-торого из-под носа похищают возлюбленную и который только и знает, чтоплачет и жалуется, как ребенок. А между тем у него пылающие глаза, как уиспанцев, сицилийцев и калабрийцев, которые так искусно мстят за себя; унего такие кулаки, что размозжат голову быку вернее всякого обуха. Поло-жительно, счастье улыбается Эдмону; он женится на красавице, будет капи-танам и посмеется над нами, разве только... - мрачная улыбка искривилагубы Данглара, - разве только я тут вмешаюсь. - Эй! - продолжал кричать Кадрусс, привстав в опершись кулаком остол. - Эй, Эдмон! Не видишь ты, что ли, друзей, или уж так загордился,что не хочешь и говорить с ними? - Нет, дорогой Кадрусс, - отвечал Дантес, - я совсем не горд, ясчастлив, а счастье, очевидно, ослепляет ее больше, чем гордость. - Дело! - сказал Кадрусс. - Вот это объяснение! Здравствуйте, госпожаДантес! Мерседес чинно поклонилась. - Меня так еще не зовут, - сказала она. - У нас считается, что можнонакликать беду, если называть девушку по имени ее жениха, когда этот же-них еще не стал ей мужем; поэтому называйте меня Мерседес, прошу вас. - Сосед Кадрусс не так уж виноват, - сказал Дантес, - он не намногоошибся! - Так, значит, свадьба будет скоро? - спросил Данглар, раскланиваясьс молодою парою. - Как можно скорее. Сегодня сговор у моего отца, а завтра или после-завтра, никак не позже, обед в честь помолвки здесь, в "Резерве". Наде-юсь, будут все друзья: это значит, что вы приглашены, господин Данглар;это значит, что и тебя ждут, Кадрусс. - А Фернан? - спросил Кадрусс, смеясь пьяным смехом. - Фернан тожебудет? - Брат моей жены - мой брат, - сказал Эдмон, - и мы, Мерседес и я,были бы глубоко огорчены, если бы его не было с нами в такую минуту. Фернан хотел ответить, но голос замер у него в горле, и он не мог вы-говорить ни слова. - Сегодня помолвка... завтра или послезавтра обручение... чертвозьми, вы очень спешите, капитан! - Данглар, - отвечал Эдмон с улыбкой, - я вам скажу то же, что Мерсе-дес сказала сейчас Кадруссу: не наделяйте меня званием, которого я ещене удостоен; это накличет на меня беду. - Прошу прощенья, - отвечал Данглар. - Я только сказал, что вы оченьспешите. Ведь времени у нас довольно: "Фараон" выйдет в море не раньшекак через три месяца. - Всегда спешишь быть счастливым, господин Данглар, - кто долго стра-дал, тот с трудом верит своему счастью. Но это не только себялюбие, - ядолжен ехать в Париж. - Вот как! В Париж! И вы едете туда в первый раз? - Да. - У вас там есть дело? - Не мое: надо исполнить последнее поручение бедного нашего капитанаЛеклера. Вы понимаете, Данглар, это дело святое. Впрочем, будьте спокой-ны, я только съезжу и вернусь. - Да, да, понимаю, - вслух сказал Данглар. Потом прибавил про себя: "В Париж, доставить по назначению письмо, которое ему дал маршал.Черт возьми! Это письмо подает мне мысль. А, Дантес, друг мой! Ты еще незначишься в реестре "Фараона" под номером первым!" И он крикнул вслед удалявшемуся Эдмону: - Счастливого пути! - Благодарю, - отвечал Эдмон, оглядываясь через плечо и дружески ки-вая головою. И влюбленные продолжали путь, спокойные и счастливые, как два избран-ника небес...
