Коллекционер вечности #Wattys2018

Глава 1.

***

Когда ты подросток, все проблемы бесконечно удваиваются, принося большие страдания и заботы в настоящем. А когда ты даже не представляешь, что собираешься делать в будущем — вовсе выводит тебя из себя.

Меня зовут Микаэль Жан Рошер, мне всего шестнадцать лет, и уже на протяжении года я испытываю панические атаки из-за неизвестности будущего. Так, по крайней мере, говорит мой психотерапевт, доктор Конто, а родители верят ей больше, чем самому источнику тревоги, то есть мне.

Мои отец и мать живут по образцу. Встретились в университете, вроде как влюбились, вроде как навсегда, что аж решили пожениться, купили квартиру с расчетом на вечно всё портящего Микаэля, родили меня, купили машину (точнее, взяли попользоваться у государства), а сейчас мечтают, чтобы я прожил такую же жизнь «по примеру» и купил им дом из золота.

Меня угнетает отсутствие индивидуальности. Страшит забвение. Пугает моё будущее, если я не предприму что-либо прямо сейчас.

Я хочу иметь в руках вечность.

Возможно поэтому, я хочу стать коллекционером картин, создать свою галерею, которая прославит меня и моих потомков. Глупые мечты? Да, возможно. Но мечтать никто не запрещал. На данный момент я имею всего пару-тройку картин, приобретённых у уличных художников различных городов.

Первым был морской пейзаж из Афин. Там живёт сестра отца, и когда мне хочется тупо свалить подальше из дома, то тетя меня выручает. Греческий старик-пейзажист был безумно рад тем десяти евро, что я ему вручил, и готов был отдать все холсты, которые только имел. Сейчас эта картина висит в спальне родителей, так как изумительно подходит под ковёр. Пожалуйста, представьте, что на этой фразе я закатываю глаза. Спасибо. Вторую картину мне подарила милая девушка из Рима, вроде бы её звали Розали. Это была моя первая самостоятельная поездка. Родители не хотели меня отпускать, но я построил глазки, поныл и пообещал, что поеду туда, чтобы приглядеть себе университет. Но это уже неважно. Вернёмся к картине. Итальянка буквально выхватила меня с площади, где я беззаботно читал «Портрет Дориана Грея», усадила перед своим мольбертом и быстро набросала портрет маслом, попросив взамен всего пару свиданий. Последним я приобрел уличный пейзаж, уже в родном Париже. Французский художник был намного сообразительнее и жаднее, запросил аж сто евро. Я удивился, но оставить холст в руках этого пьяницы не мог. Я был наслышан, как художник, пребывая в алкогольном состоянии, рвал свои холсты ножом. Глупец. Он же ведь создавал искусство. Узнав, что я потратил такую сумму на обычную картину, родители посадили меня. под домашний арест, отобрав телефон, ноутбук и все книги, кроме учебников. Но это того стоило. Пейзаж висел над комодом в комнате. Картина словно олицетворяла меня и моё состояние. Темный, но с проблесками света (уличные фонари и зажженные окна). Редкие люди. Закрытые двери. Ну уж не был я особо общительным.

— Мика! Спускайся на завтрак! — донесся голос мамы. На часах 7:50, а я уже раза три проклял этот белый свет. Раньше мы никогда не завтракали вместе. Отец убегал на важные встречи с клиентами (он адвокат), а мать — в офис. И работали больше двенадцати часов, беря дополнительную работу. Словно им хочется оттянуть момент прихода домой (или вообще не приходить). А вообще, родителей я практически не видел, а до десяти лет со мной сидела шестнадцатилетняя нянька. Но позавчера мой психотерапевт сказала им, что нам следует чаще видится. И именно поэтому в доме завелось правило — принимать пищу сугубо в семейном кругу. Бред.

— Доброе утро, сынок, — окликнула меня мама, когда я вошел на кухню. Я лишь молчаливо кивнул в ответ, на что мать сдержанно поджала губы.

— Микаэль, отвечай своей матери, — отец посмотрел строго из-под очков прямо мне в глаза, свернув газету.

— Ага, — откусив свежий тост, промычал я. Разговаривать совершенно не хотелось, тем более с родителями. Я был безмерно рад, что уже как год нахожусь на домашнем обучении, и мне не приходится общаться со сверстниками. Я не был закреплен на одном месте, что помогало мне путешествовать в свои шестнадцать. Я мог учиться по ночам, что не особо поощряла доктор Конто, но зато я гулял по Парижу, выискивая новых художников.

— Ничего страшного, дорогой, — окликнула отца мама, снимая белый фартук, — Видимо Микаэль встал не стой ноги сегодня.

Театрально пожав плечами, я запихал в рот оставшийся тост и, тщательно прожевав его, добавил:

— Действительно. Я уже год встаю не с той ноги, — огрызнулся я, а после демонстративно осушил стакан апельсинового сока, — Могу я идти?

Мама облокотилась рукой об кухонную тумбу, потерла переносицу и, коротко кивнув, напомнила про таблетки.

Вы скажете: Микаэль, какого черта, ты ведешь себя, как мудак? Ну, а вы попробуйте жить без своей воли на протяжении всей жизни, а потом удивитесь, почему я так легко отделался.