Я не помнил даже своего имени. Джек Джейк Джейсон Джейн...?

Часть 1

  Я проснулся от того что к моей голове было приложено влажное холодной полотенце, голова раскалывалась, а в ушах звенело. Я попытался сесть, но в глазах потемнело и моя голова снова упала на подушку. «Оох» вырвалось у меня. Я пытался восстановить в памяти последние события, но ничего не мог припомнить, ни где я, ни как я тут оказался, ни почему моя голова сейчас напоминает по ощущениям шар для боулинга. Ни кто я вообще такой. И что больше всего меня перепугало я не помнил даже своего имени. Джек? Джейк? Джейсон? Джейн...? нет это вроде женское. Вот чёрт. Когда пестрые точки перестали прыгать перед глазами я начал осматриваться вокруг. Я находился в комнате, довольно уютной. Светло-бежевые стены, белоснежные легкие шторы подхваченные атласными лентами. Пушистый ковер бирюзового цвета на полу, диваны кресла с бархатной голубой обивкой. С белоснежного потолка на ниточках свисало огромное множество сложенных из бумаги птиц, журавлей, белых светло-голубых, светло-розовых, и других мягких пастельных тонов. Как и вся эта комната. Всё здесь было мягким и светлым. Я знал историю о том если сложить тысячу таких журавликов твое заветное желание исполниться. Моим в данный момент было — вспомнить. Я продолжил осмотр комнаты. Единственным выделяющимся из общих пастельных тонов предметом мебели был письменный стол, темно-шоколадного цвета, на нём были разложены множество цветной бумаги ножницы, с краю лежали несколько угольных рисунков. Комната выглядела по девчачьи. И совершенно точно она не была моей, в этом я был уверен, несмотря на то что свою комнату я не помню, и не помню вообще была ли у меня своя комната. Была в этом месте одна, нет три небольшие странности. Первой был конечно же я. Второй отсутствие окон, дверей или любого другого рода вещей похожих на выход, и третью странность я обнаружил когда понял что понятия не имею как я выгляжу, в моей и без того пострадавшей памяти не было сведений о моем отражении в зеркале, будто я ни разу за свою жизнь в него и не смотрелся, я не знал какого цвета мои волосы, глаза. И в этой комнате я не обнаружил отражающих поверхностей. Что очень странно, ведь я уже пришёл к выводу что она принадлежит девчонке. И что прикажите делать? Немного придя в себя, мне удалось подняться с кровати. Я подошёл к столу и стал рассматривать бумаги. Большинство были чистыми листами, некоторые изображали недоделанных журавликов, я сгреб в охапку эскизы. На одном был набросок, и на мгновение картина показалась мне знакомой, но чем больше я всматривался в черные угольные штрихи, тем яснее осознавал что видеть такого я не мог. На ней было изображен небоскреб со шпилем на вершине, над которым вилась черная буря, а из неё выглядывала огромная когтистая рука. Да уж, кто бы это ни нарисовал, у него явно было буйное воображение. я бросил листок на стол, на обратной стороне аккуратным каллиграфическим подчерком было подписано:

«Место — Эмпайр-Стейт-Билдинг

Год — 2009

Событие — Вторжение Тифона на Олимп»

Хм, будто фотокарточку подписали, знаете обычно так подписывают «Отдых в Италии, лето 2006, я и наша тётя Мэй», а не о вторжении какого-то там Тифона (что бы не значило это слово).

Я стал рассматривать другие рисунки, на которых были изображены какие-то немыслимые вещи. Монстры, темные подземные коридоры, странные люди. Каждая из них была подписана, подобно первой. Ни один рисунок больше не казался мне знакомым, и ни одна надпись не будила мои внезапно уснувшие воспоминания. Закончив с рисунками от рассматривания которых моя голова разболелась ещё сильнее, я стал и дальше обыскивать комнату, в поисках потайной двери, прохода за шкафом, или люка в полу под ковром, но ничего подобного не обнаружил. Перевернув всю комнату вверх дном, я уселся на пол. В моей голове царила полнейшая сумятица, я был растерян, будто заблудившийся в незнакомом большом городе щенок. Мне нужно было понять, что делать дальше. Я умру тут от голода? Или что, явится один из монстров, как на этих проклятых картинках и съест меня? Или я просто сойду с ума, находясь совершенно один в замкнутом помещении без окон дверей и воспоминаний. Это была катастрофа. И наверное умом я никогда не отличался, раз единственным занятием которые я нашёл было начать складывать бумажных журавликов. Забавно, я не знал что нужно делать, но механические руки прекрасно помнили технику оригами. Я пересчитал тех что уже висели под потолком, их было 157, ну если их сложил я то осталось всего лишь 833. Не думаю что у меня имеется столько терпения, но всё же я принялся за работу, и закончив первого журавлика осознал что тех других точно собрал я, и я прекрасно знал для чего. Потому что только я повесил его на нить под потолок, в моей голове прозвучал голос: «Сто пятьдесят восемь — зелёные» и я знал что это значит. цвет моих глаз. Они были зелёными. В памяти всплыла картинка, это была часть моего отражения. Я видел сияющие, улыбающиеся, изумрудно-зелёные глаза, от которых в стороны отходили веселые лучики. И это совершенно точно были мои глаза. я узнал их, я вспомнил их. Я помнил каждый раз когда я видел свои глаза в какой-либо отражающейся поверхности. Я заторопился стараясь как можно быстрее сложить второго журавлика «Сто пятьдесят девять — Перси Джексон»...

Я потерял счет времени, сколько я здесь уже пробыл? Час? День? Месяц? Сколь раз я успел порезаться листами белоснежной бумаги? Я хочу вернуться домой.

«Двести десять — полукровка»

«Двести восемьдесят пять — лабиринт»

« Триста четыре — Аннабет Чейз» Мои глаза наполнились слезами. Эта девушка внезапно ворвалась в каждое воспоминание уже посетившее меня раньше. Воображала, с невероятными серыми глазами, моя воображала. «Наконец-то, рыбьи мозги, я уж думала ты никогда меня не вспомнишь» я буквально слышал как она произнесла бы эти слова, закатывая глаза. Воспоминания возвращались не подчиняясь никакой хронологии, вот мне двенадцать, а теперь день моего шестнадцатилетия, день свершения великого пророчества, а через минуту мне шесть и я с моей мамой в небольшом домике на берегу моря, уплетаем кексы с небесно-голубого цвета глазурью.

Глаза закрывались, но я продолжал возиться с бумагой, журавлики стали получаться кривыми и с разными крыльями, да уж, не летать таким в небе.

Последним что я помню помню перед тем как мои глаза сомкнулись, а голова коснулась подушки было

«Четыреста двадцать семь —

На зов ответят семь полукровок

В огне и буре мир гибнет снова

Клятву сдержи на краю могилы

К вратам смерти идут вражьи силы»