Любовь с привкусом крови

Чувство шестнадцатое - я - четвертый

  Нацу часто дрался в гильдии. Еще когда он был мальчишкой, все старались причинить ему как можно больше боли, давя на его слабости. При таких условиях даже самые добросердечные люди превращаются в монстров.

Драгнил не любил размышлять или же философствовать. Это ни к чему. Он всегда считал, что не имеет права осуждать других в чем-либо, ибо его руки покрыты кровью тысяч людей. Она никогда не отмоется с его рук, так же как и не воскреснут люди.

Нацу никогда не читал моралей и не объяснял что хорошо, а что плохо. По мнению самого мага, у него не было этой самой морали и представления о добре и зле. Он никогда не щадил детей и стариков. Приказа не было. Такое чудовище как Саламандер следовал только приказам. В глубине души Драгнил понимал, что подчинялся безоговорочно мастеру только для того, чтобы заглушить совесть, мол, это не я, мне было велено, поэтому убил. Нацу никогда не принимал решений сам. Ему не давалось такого права.

И вот сейчас сам Драгнил принял решение, на чью сторону встать. Сказать, что он предал Гердольфа, будет ошибкой. Нацу не то чтобы уважал этого человека. Он попросту его боялся, как бы по-детски это ни звучало. Боялся до ужаса, до дрожи, до оглушительного крика. Первые шесть месяцев тренировок каждую ночь преследовали Драгнила. Те пустые мертвые глаза пленников, звуки разрывающегося тела и щелчки. Щелчки, а после них следовали пронзительные визги боли. Такое трудно забыть.

Драгнил прекрасно понимал, что слабее мастера. Каким бы потрясающим магом и убийцей не был, он не мог сравниться с Актовианом. Тот мог щелкнуть пальцами, и от Нацу бы ничего не осталось. В этом и заключалась его сила. Он подавлял волю страхом. Долгое время им вбивали в головы то, что они никто и не должны ничего ощущать. Лишь качественное оружие в руках мастера.

Даже сейчас, в момент, когда Нацу сражался со Спирсом, он ощущал на себе взгляд мастера. Чувствовал его устрашающую ауру и ощущал себя тем самым слабым мальчишкой в той ужасной, пропахшей кровью и гнилью камере.

За собой Драгнил стал замечать, что он меняется. Чаще улыбается, неосознанно, но старается помочь в чем-то блондинке. Все меньше накатывает жажда чужой крови, которая мучила его ранее постоянно. Он становится мягким и в какой-то степени добрым. Непонятное чувство омерзения по отношению к себе все чаще посещало парня. Все чаще внутри раздавался гнусавый голос, насмешливо говорящий что-то вроде: «Правильно, после стольких убитых невинных людей ты просто обязан стать счастливым, сволочь!».

Драгнил не любил думать, ведь, чаще всего хотелось жалеть себя. Это Нацу не любил еще больше. Говоря по-честному, сам парень не знал, почему не вернулся обратно в гильдию. Не мог ответить и на то, что побудило его сражаться вместе с этими наивными феечками. За свою жизнь Нацу любил и терял дорогих ему людей. Как считал парень, во всем виноват он. Возможно, легче было бы поступить как Дис. Решить свои проблемы в один момент, но как ни прискорбно это признавать, Драгнил был трусом, который не способен умереть так просто.

И сейчас, сдавливая горло своего бывшего согильдийца, он размышлял обо всем этом. О том, как с появлением блондинки его жизнь изменилась. В лучшую ли сторону? Драгнил и сам не знал, но покой и простоту жизни он потерял. Нацу не в праве был винить во всем Хартфелию. Та и так настрадалась от его руки, но это не значит, что от осознания всего этого он станет добрым и пушистым. Такому как он прямая дорога в ад, при этом он весело станцует босиком на раскаленных углях по пути туда. Он не изменится. Возможно, станет чуть отзывчивее и менее холоднокровным, не более. Таким как Нацу уже поздно меняться.

- Спасибо, Нацу, - прохрипел синий иксид, когда Драгнил развязал веревки.

- Не за что Хеппи, мы же друзья, - сам не замечая, Нацу сказал это впервые. Так просто и с искренней улыбкой.

- Айа! - радостно воскликнул синий иксид.

Во время их недолгого сражения Нацу все же получил пару увесистых и болезненных ударов, да и далековато его отбросило от мастера. Битвы были по всему городу. Кого-то унесло на окраину в лес, кого-то еще дальше.

Сейчас, по левую сторону от Драгнила, примерно в паре километров, происходила семейная драма. Как уже и говорил Нацу, он не имеет права кого-то осуждать за поступки. Не может сказать Лис, что она неправильно поступает по отношению к семье. Это не его дело, да и Лис уже большая девочка. Саламандер лишь наблюдал за тем, как разворачивалась драма. Не один Нацу смотрел за этой троицей. Скучающий взгляд Актовиана был устремлен туда же...