may ailment ✘ styles

13. зловещий призрак прошлого

Он докуривал уже пятую или шестую сигарету подряд и раздраженно поглядывал сначала на темное окно квартиры, а после вглядывался в густые сумерки города, устремляя взгляд между двух соседних домов, на узкую улочку. Парень был уверен, что Сью не было дома (кроме того, он был почти уверен в том, что та снова проводит время в компании того нелепого кудряша). Ладонь правой руки раздражительно ссаднила и ранее наложенные швы норовили разойтись, оголяя уродливую кровавую плоть, но ему казалось было все равно и, сжав кулак посильнее, достал ещё одну папиросу.

Сьюзан неспешно шла по тёмной аллее, освещенной лишь несколькими фонарями и парочкой цветных неоновых вывесок магазинов, часто постукивая неустойчивыми каблуками по грязному асфальту. На её лице была едва заметная улыбка, что тронула острые уголки алых губ, заставляя их подняться вверх. Вечер и правда был удачным.

Ему нельзя было потерять контроль сейчас и просто сорваться, приходилось только сжимать кулаки до боли и мять сигареты пальцами. Полиция все ещё наблюдала за ним, а он наблюдал за ней. Голубые глаза напоминали ледяной океан в зимнюю стужу: почти прозрачные, с желтовато-оранжевыми вкраплениями вокруг чернильных зрачков, за его веками были острова жестокости.

— Не думаешь пригласить меня в гости? — тихо шепнул он, касаясь холодными губами её побледневшего лица. Голос его был на удивление тихим, словно гавань во время штиля, а слова были созвучны с зловещим шипением черных скользящих гадов, что прячутся в сточных трубах. Сплетаясь вместе, они сверкали белоснежными зубами с ядом и влажными рябыми чешуйками, приближаясь все ближе и ближе. Казалось, он был их идеальным воплощением.

Связка ключей звонко ударилась о бетонный пол и металл уже не холодил кожу, как прежде, теперь это были только его касания и едва осязаемые поцелуи в местах, где ранее были синяки. Сьюзан пришлось закрыть глаза, словно желая избавиться от ночного кошмара или безумного видения.

Конечно, Брукс как никто другой знала, что он ещё вернётся к ней. Отдельные синяки на руках уже сошли, другие же были ярко-жёлтыми и синеватыми, а того парня уже и вовсе успели выписать и он замял дело по собственной глупости или из-за страха быть покалеченным вновь, поэтому это было удобное время для очередной встречи.

Хантер Хейз был человеком жестоких привычек, правил, шаблонов, он буквально состоял из ненависти и гнева. За его бледной кожей и острыми, белоснежными костями была сущая тьма во всех её проявлениях. Хантер был человеком жестоким и слишком эгоистичным, но уже к собственному двадцати пятилетию  умел в изумительной актерской манере скрывать это.

Он был живым напоминаем её шестнадцатилетия и родного Шарлотта, где Сью родилась и так же быстро выросла, напоминаем о безумной влюбленности, в самом расцвете пубертата. Хантер также был причиной её побега в Англию, к родной тетушке Джанет и причиной пролитых слез, он — это  её пристрастие к выпивке с недавнего времени.

— Я и вправду думал, что ты любила меня, Сьюзан, — он заставлял её дрожать и ронять на холодную землю соленые слезы.
— Хотя я всегда знал, что ты слаба и труслива. Мне нравилось создавать особую иллюзию, а ты всегда была там, для меня.

Немой крик впился в горло множеством осколков, а пальцы подрагивали, касаясь отворота фланелевой куртки. Она чувствовала холод и животный страх, смешанный с тошнотворным металлическим запахом крови и ненависти. Руки его были окрашены в бархатно - красный.

Красный — цвет безумия, пряного полусладкого со вкусом последних солнечных лучей, он был цветом предсмертной агонии Сьюзан Брукс.