На губах Дина осталось что-то сладкое, и Кастиэль проводит по ним языком, чтобы распробовать.
— Персики, — бормочет он, не уверенный, что слово вышло членораздельно. Скорее Дин проглатывает его прежде, чем оно успевает прозвучать. У Кастиэля возникает нелепая мысль, что он испытал это сладкое слово на вкус, и он улыбается и чувствует, что Дин улыбается тоже.
Он и не надеялся, что когда-нибудь узнает, каково это — прижиматься к Дину, ощущать очертания его тела, чувствовать его вкус.
Запустив пальцы в короткие волосы Дина, Кастиэль чуть наклоняет голову, отчаянно желая узнать, каков будет его вкус под этой персиковой сладостью, каков будет сам Дин. Одна из ладоней Дина сползает ниже, большой палец бегло задевает их губы, а вторая спускается к его талии, согревая через футболку, и что-то в этих мягких касаниях пронизывает до дрожи, словно электричеством обжигая от кончиков пальцев до чего-то глубоко внутри. Кастиэль шумно выдыхает, и Дин издаёт звук, который непременно нужно внести в список вещей, которые нравятся Кастиэлю.
Нет, он заслуживает отдельного списка.
Жаждая услышать его снова, Кастиэль опускает руку на бедро Дина, прижимая его ближе, ближе, ближе, пока Дин вдруг не отступает, придерживая его за плечи. Судя по его тяжёлому дыханию, ему уже не хватает воздуха.
Кастиэль не может выбрать, куда смотреть — в широко распахнутые яркие глаза Дина, на его покрасневшие губы или на промелькнувший между ними язык; ему сложно удержаться, чтобы снова не наброситься на Дина.
Он вдруг слышит шуршание листьев на ветру и осознаёт, что они всё ещё у реки. Он сам не знает, чему так удивляется.
— Так, — нарушает молчание Дин; на его лице — волнение, — это было… это было, э…
— Клёво? — предлагает Кастиэль, не в силах сдержать улыбку. Дин снова смотрит ему в глаза и смеётся.
— Я хотел сказать «неожиданно», но да, «клёво» тоже подходит.
Снова податься вперёд совсем просто. Даже удивительно, насколько.
Губы Дина тёплые и мягче прежнего, но вскоре этого становится недостаточно. Кастиэль обнаруживает, что снова притягивает Дина ближе, просовывая между его ног свою, и их тела соприкасаются. Он ощущает каждый удар его сердца, каждый вдох — всё.
Время теряет значение.
Каким-то образом они оказываются в такси.
Кастиэль смотрит только на Дина, чьи кончики волос окутывает неземным сиянием свет фонарей, и не понимает, что с ним заговорили, пока Дин не подталкивает его и не кивает на водителя. Он вопросительно смотрит на пожилого мужчину.
— Что?
— Куда едем? — ворчливо спрашивает тот, наверное, уже не в первый раз.
— Отель Линден, это на…
Водитель отмахивается и трогается, поглядывая в зеркало заднего вида.
— Я знаю, где это.
Каким бы неопытным человеком ни был Кастиэль, он понимает, что вжаться сейчас в Дина было бы неприемлемо. Сдерживаться от этого понимания не легче. Они едут молча, но Кастиэль постоянно бросает взгляд на Дина и каждый раз ловит его на том же.
Это напоминает ему день прибытия Дина. Вчерашний. Кажется, это было невозможно давно.
Судя по часам, они едут всего семнадцать минут; и с каждой секундой желание коснуться становится сильнее. Чувствует ли Дин то же?
Такси останавливается, и Дин буквально швыряет в водителя купюрами и вытаскивает Кастиэля наружу; да, наверное, чувствует.
Стоит дверям лифта съехаться за ними, как Кастиэль оказывается прижат к стенке. Пока он тает под прикосновениями Дина, кнопки за его спиной одна за другой загораются, и на каждом этаже лифт останавливается, и двери расходятся в стороны. Дин каждый раз стонет, но поцелуй не разрывает, и Кастиэль тянется к его руке на своей груди и переплетает их пальцы. Дин почему-то вздрагивает, сбиваясь с темпа; он не выпускает его ладонь, даже когда они уже выходят из лифта, так и тянет его к номеру за руку.
Ключ от номера он достаёт не из своего кармана, а из заднего кармана джинсов Кастиэля. Тот не жалуется.
— Иди сюда, — говорит он, когда дверь за ними закрываются. Они вжимаются друг в друга, целуясь и скользя руками по бокам, спинам, плечам.
Кастиэль едва ли задумывается, прежде чем забраться ладонями под куртку Дина. Он лишь знает, что ему нужно быть к нему ближе. Он тянет эту куртку за воротник, за рукава, и в итоге Дину ничего не остаётся, кроме как сбросить её на пол. Кастиэль проводит кончиками пальцев по его обнажившимся рукам, от ладоней к локтям, и те сразу покрываются гусиной кожей. Руки Кастиэля действуют словно сами по себе: забираются под футболку Дина, спускаются к его бёдрам, вжимаясь кончиками пальцев в разгорячённую кожу — но тут Дин снова отталкивает его за плечи, разрывая поцелуй.
— Полегче, горячий парень, — говорит он; в его голосе слышна хрипотца, а глаза будто светятся.
Они всё ещё стоят почти вплотную, руки Кастиэля остаются на его бёдрах, сползая к пояснице; он хмурится, скашивая взгляд на губы Дина и с трудом сдерживаясь.
— Ты не хочешь?..
— О, я хочу, — говорит Дин, на мгновение прикусив губу, — поверь мне, хочу.
— Что тогда? — Кастиэль подаётся чуть ближе, и Дин смотрит на него, словно задаваясь каким-то вопросом, а потом просто трясёт головой.
— Чёрт, — бормочет он, опуская ладонь на затылок Кастиэля и снова притягивая его ближе, — даже не знаю.
Он пятится к кровати и садится на неё, утягивая Кастиэля за собой; тот оказывается между его разведённых ног и наклоняется к нему. На вкус Дин уже совсем не напоминает персики; Кастиэль улыбается в поцелуй.
— Дин, — выдыхает он, думая, что это лучше, чем персики, слаще. Дин утягивает его на мягкие простыни.
Они неторопливо целуются при свете лампы; рука Дина на его спине излучает жар, и Кастиэль вспоминает, как восходящее солнце вторило жару его горящих крыльев. Сейчас всё иначе. Каким же сложным, изумляется он, может быть прикосновение.
Их движения уже не такие лихорадочные, как прежде, всё словно приглушённое, словно успокоившееся, но всё же жажда касаться никуда не делась и поглощает с головой. Кастиэль рад этой жажде; более того, он хочет, чтобы Дин ощутил это, чтобы он знал. На мгновение отстранившись, он приподнимается на локтях и нависает над Дином.
В его взгляде такое желание, что Кастиэль тут же подаётся назад, и его губы находят губы Дина, щёки, шею, и он слышит тот же тихий стон, что недавно на набережной. Воротник рубашки Дина мешается, и Кастиэль тянет за него; пуговицы выскальзывают из петель, и Кастиэль прижимается губами к основанию шеи Дина, ощущая частый пульс и солёный привкус его кожи.
Дин выгибается ему навстречу, вжимается в его бедро, вскидывается, и дыхание Кастиэля сбивается. Он прикрывает глаза, ощущая зарождающееся томление, то нарастающее, то утихающее с каждым движением их бёдер, снова и снова. Нахмурившись, Кастиэль сильнее толкается навстречу Дину, жаждая трения, жаждая близости.
Дин легко касается его груди и, поймав его взгляд, всматривается в его лицо и проводит кончиками пальцев по низу его живота, проскальзывая под рубашку и легонько касаясь влажной от пота кожи. Его пальцы тёплые и мягкие: ощущение слишком точечное. Нелепо, думает Кастиэль, ограничиваться такими мимолётными касаниями. Он садится, стягивая рубашку и усаживаясь на бёдра Дина; тот смотрит на него снизу вверх, приподнявшись на локте. Руки он не отнимает, продолжая едва уловимо касаться его кончиками пальцев; они смотрят друг другу в глаза, и рука Дина соскальзывает ниже, к брюкам, словно дразня.
— Можно? — спрашивает он. Кастиэль кивает, накрывая его руку своей и подталкивая ниже. - Уверен?
— Да, — выдыхает Кастиэль, снова наклоняясь к нему в отчаянной жажде снова ощутить губы Дина на своих. — Что угодно.
И Дин целует его. И не перестаёт целовать, поворачиваясь и оказываясь сверху; не перестаёт, расстёгивая пуговицу; не перестаёт, избавляя его от джинсов. Кастиэля охватывает лихорадка, он теряется и откуда-то знает, что обретёт способность мыслить снова, лишь шагнув за край. Когда его обхватывает тёплая ладонь Дина, сначала ненавязчиво, а затем крепче, когда она начинает двигаться — медленно, Кастиэль раскрывает рот и шумно дышит Дину в плечо, пытаясь не закрывать глаза.
Это почти исследование, посещает его шальная мысль. Дин находит его, как находил всегда. Он искал его и теперь ведёт за собой, к пику, о существовании которого Кастиэль и не подозревал.
Кастиэль выдыхает имя Дина, словно тоже нашёл его.
После он тянется к Дину, чтобы помочь ему подняться на ту же вершину, увидеть его, услышать его, его шумные выдохи и сбивчивый шёпот. Он знает, что действует неуклюже, ему сложно сосредоточиться после пережитого блаженства, но ладонь Дина приходит ему на помощь, и вместе они находят путь.
— Как долго? — спрашивает Дин позже, прижимаясь спиной к груди Кастиэля, водящего рукой по его боку и бедру.
— Давно, — бормочет Кастиэль ему в шею. — Годы. А ты?
— Годы. — Дин выдыхает смешок и разворачивается к нему, целуя в уголок губ. — Чёрт, — он трётся носом о нос Кастиэля, — хорошо, что я не перетрусил в аэропорту.
— Мм, — соглашается Кастиэль, наклоняя голову и целуя его в губы; после он устало вздыхает и закрывает глаза.
— Хочешь спать?
— Мм, — повторяет Кастиэль; ему слишком уютно и тепло, чтобы говорить. Скользнув рукой по его талии, Дин встаёт, и Кастиэль тут же открывает глаза и хмурится. — Куда ты?
— Просто выключу свет.
Спустя пару мгновений становится темно, и Кастиэль ощущает прикосновение кончиков пальцев к своим волосам.
— Кас, — шепчет Дин, — поднимись на секунду.
— Зачем?
— Одеяла.
— Ну возьми с другой кровати.
— Ух, какие мы ленивые.
Кастиэль открывает глаза как раз вовремя, чтобы в слабом отсвете часов увидеть склонившегося над ним Дина.
— Не ленивые, — бормочет он, притягивая Дина ближе. — Я устал.
Дин смеётся и отвечает на его поцелуй. Отстранившись, он шуршит неподалёку, приносит одеяла, и матрас наконец снова прогибается под его весом.
Сегодня, когда Дин прижимается к нему спиной, а его руки покоятся на груди Дина, Кастиэль засыпает легко.
Просыпается Кастиэль около полудня, и в постели он один.
Простыни ещё тёплые, и Кастиэль разглаживает их ладонью, глубоко вздыхая и вспоминая вчерашнее. Губы Дина на его губах. Руки Дина, его язык, его затуманенные глаза, тихий голос, нашёптывающий что-то в его кожу. Что-то в животе Кастиэля сжимается — это ощущение не напоминает ни голод, ни желание. Скорее счастье.
Bonheur, думает он, улыбаясь в подушку.
Балконная дверь приоткрыта, и Кастиэль, обернувшись через плечо, замечает за занавеской какое-то движение. Снаружи Дин негромко с кем-то разговаривает.
Потянувшись, Кастиэль поднимается и идёт к балкону.
Отдёрнув занавеску, он видит опершегося о перила Дина с прижатым к уху мобильным. На нём одни трусы, и Кастиэль снова думает, что коричневый ему идёт.
Яркое солнце освещает веснушки на его плечах, не замеченные им вчера в полумраке. Кастиэль решает уделить им особое внимание в следующий раз; от мысли о следующем разе он прикусывает губу, молча разглядывая Дина.
Наконец заметив его, Дин запинается на полуслове.
— Да, мы будем где-то…
Кастиэль склоняет голову, любуясь вспыхнувшим на щеках и груди Дина румянцем и задаваясь вопросом, будет ли заалевшая кожа горячее на ощупь. Дин в свою очередь скользит взглядом по его телу, потирая шею тыльной стороной ладони.
— …э. Извини. Да. Будем где-то в три.
Перехватив вопросительный взгляд Кастиэля, Дин беззвучно отвечает: «Луиза».
Кастиэль кивает и, вытянув руки над головой, потягивается.
Он жмурится в процессе и довольно стонет, разминая плечи, а когда снова открывает глаза, встречает взгляд Дина, в котором читается тот же голод, что и вчера вечером. Кастиэль подходит ближе, коротко целуя его, и слышит обрывок фразы из телефона:
— …как ты думаешь? Дин?
Дин отвечает не сразу; он не сводит глаз с Кастиэля, и тот, доверившись инстинкту, ему подмигивает.
Дин краснеет ещё гуще, и Кастиэль, на удивление довольный, возвращается в номер — он хочет в душ. Услышав, как Дин просит Луизу повторить, он расплывается в улыбке.
На полпути к ванной он подбирает с ковра трусы и…
— О, — моргает он, оглядываясь на балкон и затем опуская взгляд на себя.
Загадка, как он умудрился не заметить, что совершенно не одет, но с учётом того, как это повлияло на Дина, это ошибка, которую он с радостью повторил бы.
