33

355 1 0
                                    

Подремать мне дали от силы минут пять. Я услыхал шорох и одновременно ощутил аромат сандаловых духов. Притворился спящим. Шаги приближались. Я различал похрустывание палых игл. Она остановилась прямо надо мной. Снова шорох, на этот раз громче: села почти вплотную. Кинет шишкой, пощекочет хвоинкой нос? Но она принялась тихо декламировать Шекспира.

– Ты не пугайся: остров полон звуков —

И шелеста, и шепота, и пенья;

Они приятны, нет от них вреда.

Бывает, словно сотни инструментов

Звенят в моих ушах; а то бывает,

Что голоса я слышу, пробуждаясь,

И засыпаю вновь под это пенье.

И золотые облака мне снятся.

И льется дождь сокровищ на меня…

И плачу я о том, что я проснулся.[65]

Я слушал молча, не открывая глаз. Она коверкала слова, чтобы подчеркнуть их многозначительность. Чистая, холодная интонация, ветер в сосновых кронах. Она умолкла, но я не поднял ресниц.

– Дальше, – прошептал я.

– Его призрак явился вас терзать.

Я открыл глаза. Надо мной склонилось адское черно-зеленое лицо с огненно-красными зенками. Я подскочил. Она держала в левой руке китайскую карнавальную маску на длинной палочке. Я заметил шрам. Она переоделась в белую кофточку с длинными рукавами и серую юбку до пят, волосы схвачены на затылке черным вельветовым бантом. Я отвел маску в сторону.

– На Калибана вы не тянете.

– Так сыграйте его сами.

– Я рассчитывал на роль Фердинанда.

Снова прикрыв маской нижнюю половину лица, она состроила уморительно строгую гримасу. Игра, несомненно, продолжалась, но приняла иной, более откровенный оттенок.

– А таланта у вас для этой роли хватит?

– Я восполню недостаток таланта избытком страсти. В глазах ее не гас насмешливый огонек.

– Это не положено.

– Просперо запретил?

– Возможно.

– У Шекспира тоже с этого начиналось. С запрета. – Отвела взгляд. – Хотя в его пьесе Миранда была куда невиннее.

Джон Фаулз. ВОЛХВМесто, где живут истории. Откройте их для себя