В половине десятого я добрался до ворот. Прислушался – ни звука. Прошел по лесной колее до того места, с которого виднелась вилла. Дом тих и черен на фоне закатного зарева. В концертной светится лампа; от хижины Марии тянет смолистым дымком. Поблизости закричала сплюшка. Когда я повернул к воротам, над головой пронесся к берегу темный комочек, исчез в прогалах меж сосен. Не сам ли это Кончис, колдун-сова?
Вдоль ограды я быстро спустился к Муце: сумрачный лес, молочное море, чуть внятный лепет прибоя. В пятистах ярдах от берега виднелся на рейде красный стояночный фонарь яхты. Ни огонька больше, ни шевеления на борту. Опушкой я устремился к часовне.
Жюли ждала меня у восточной стены – теневой потек на побелке – и, едва заметив, побежала навстречу. На ней были темно-синяя фуфайка без рукавов (форменная одежда судовой команды) и светлая юбка. Волосы прихвачены на затылке лентой – и оттого она на миг предстала какой-то занудой училкой. Мы замерли в шаге друг от друга, внезапно смутившись.
– Сбежала?
– Все в порядке. Морис знает, где я. – Улыбка. – И не шпионит никто. Мы все ему выложили.
– То есть?
– Он знает про нас с тобой. Я ему рассказала. И что в сценарии я, может, и не в своем уме, а в жизни – здорова.
Она улыбалась не переставая. Шаг – и она о моих объятиях. Но стоило, целуя, прижать ее покрепче, как она отстранилась, повесила голову.
– Жюли!
Поднесла к губам мою руку, поцеловала.
– Не сердись. Чертовы сроки. В воскресенье побоялась тебе сказать.
Я готовился к любой напасти, но не к этой, самой заурядной и незамысловатой из всех. Коснулся поцелуем ее волос: летучий дынный аромат.
– Ай-яй-яй.
– Я так хотела с тобой увидеться.
– Пойдем-ка к дальнему мысу.
Я взял ее под руку, и мы побрели по лесу на запад, прочь от часовни. Они рассказали все старику почти сразу, как поднялись на яхту. Тот, понятно, сперва изображал праведника, но тут Джуи приступила к нему насчет негра и шпионства в часовне. Хватит с нас, либо объясни, чего тебе надо, либо… Взглянув на меня, Жюли возбужденно сглотнула, точно сама себе не веря.
