Цветные Линии

Глава 1. Ежедневный поиск сюрпризов

  Нагачика Хидеёши мог с уверенностью назвать себя жаворонком. Он просыпался со звуками утреннего радио, вставал с кровати и пел в душе; его соседи говорили, что он не попадает в ноты, но они просто не понимали его уникального таланта страстно петь песни из семидесятых в шесть утра. Затем он одевался, ел на завтрак хлопья с молоком и одновременно с этим смотрел глупое ток-шоу, от которого он за последние несколько месяцев стал немного зависим. После этого надевал куртку, набрасывал на плечо рюкзак, вставлял в уши наушники и покидал квартиру, готовый встретить очередной восхитительный день.

Нагачика Хидеёши, или как сам он себя предпочитал называть — Хиде, шел, слегка подпрыгивая, и напевал себе под нос песни. Он был одним из тех людей, которые останавливаются, чтобы погладить чью-то милую собаку или поднять с земли мусор и бросить его в урну. Он специально организовывал свое утро так, чтобы оно всегда было открыто для небольших перемен. Он легко мог остановиться посреди дороги, чтобы внимательнее рассмотреть причудливой формы облако или цветок, пробивший себе путь из земли через бетон. Если какой-то совершенно незнакомый ему человек падал, он был тем, кто поможет встать и собрать рассыпавшиеся бумажки, а затем пойдет в кофейню за углом, чтобы поболтать с милой местной официанткой.

Хиде старался каждое утро идти в университет разными путями. И когда после занятий он шел на работу, то делал то же самое. Он выбирал то шумные пешеходные улицы, то безлюдные переулки.

Хиде старался превратить каждый свой день в приключение. Он любил приходить домой и валиться спать с усталой, но довольной улыбкой, потому что «чувак, разве жизнь не потрясающая штука?»

Этот день был одним из особенных. Соседи накричали на него за его ужасное пение, хлопья закончились (поэтому ему пришлось съесть простой тост), а по телевизору шла какая-то передача для детей вместо обычного ток-шоу. Эти маленькие изменения в обычном распорядке заставили его почувствовать, что этот день будет очень необычным, поэтому из дома он вышел даже более воодушевленным, чем всегда.

Он шел вприпрыжку, выбирая один из бесчисленного множества пустынных переулков Токио. Он давно не бывал здесь, поэтому с любопытством осматривал узкий проход.

В переулке не было ничего необычного — в городе таких сотни, но когда Хиде уже начал терять интерес, он повернул голову налево и замер.

Он тихо вздохнул и подошел к стене поближе. Наклонившись вперед, прикоснулся к засохшей краске и провел по ней пальцами. Граффити не в первый раз привлекали его внимание, но именно в этом было что-то особенное, что-то, что он не в силах был даже описать.

Широкие линии по краям были обведены чем-то похожим на маркер, из-за чего казались очень аккуратными и четкими, что не слишком обычно для граффити. Оно изображало молодого парня, сидящего за столом и внимательно читающего книгу. Рисунок был выполнен в светло-голубых и блестящих черных тонах, создавая мягкую и расслабленную атмосферу, хотя Хиде мог почувствовать что-то еще, какой-то призрак одиночества в этой фигуре. Он еще раз провел рукой по граффити и обеспокоенно нахмурился.

Он не мог понять, откуда в его груди сочувствие к незнакомому художнику. Еще минуту назад он радовался возможности заниматься своим любимым поиском сюрпризов жизни, а теперь он стоял напротив граффити, так глубоко его поразившего. Не то чтобы оно было нарисовано очень профессионально, но Хиде чувствовал, что художник обладал великолепными навыками, и все равно решил сделать это граффити таким простым. Он специально сконцентрировался на композиции и цветах, и Хиде показалось, что она буквально передала ему эмоции, охватывавшие художника, пока он рисовал.

Блондин глубоко вздохнул и покинул переулок уже без привычных скачков в шагах.

По дороге до университета Камии он настолько погрузился в себя, что не мог потом вспомнить, каким путем шел. Что такого необычного было в этом граффити? Это ведь просто множество цветных линий на пустой стене. Как художник смог передать такие глубокие эмоции одними только баллончиками с краской? И что он пытался этим показать? Специально ли он вложил в картину леденящее душу одиночество, или это просто то, как он чувствовал себя, пока рисовал? Все ли у него в порядке? Есть ли у него кто-то, кто поддержит, когда ему плохо?

Хиде почувствовал резкую боль в районе лба и сделал шаг назад, грозно оглядывая фонарный столб, который посмел встать у него на пути. Ему должно быть стыдно так нагло врезаться в спокойно идущего по дороге человека.

— Нагачика, — окликнул его как всегда ровный и безэмоциональный голос.

Хиде обернулся, все еще потирая ушибленное место и растерянно хлопая глазами. Он поднял глаза на старшекурсника.

— Доброе утро, Нишио-сан, — устало пробубнил он.

— Какого хрена ты делаешь? — невозмутимо оборвал его Нишио, продолжая потягивать кофе из бумажного стаканчика, и поправил ремень своей сумки, перекрутившийся с шарфом.

— Я собираюсь показать этому фонарному столбу, где его место, — заявил блондин. Он оценивающе наклонил голову в сторону, прежде чем продолжить. — Кстати, ты сегодня одет настолько по-хипстерски, что я вынужден спросить, настоящие ли у тебя очки.

Старшекурсник озадаченно посмотрел на него сверху вниз, сделал еще один глоток и молча повернулся спиной, собираясь уйти.

Ну, что поделать. Хиде уже давно привык к холодному и весьма-таки грубому обращению Нишио к себе и смирился. Он даже мог сказать, что за несколько месяцев общения у них установилось что-то вроде товарищеских отношений. Он не мог сказать точно, но сам факт того, что Нишио смирился с его существованием, позволял судить о некоторой возникшей между ними связи.

Хиде вздохнул и оглянулся, пытаясь понять, когда это он успел добраться до здания университета. Он редко когда ходил на автопилоте, поэтому сейчас чувствовал себя странно.

Хиде тихо хмыкнул и пошел к аудитории, где у него должна была проходить первая пара, пнув попавшийся под ногу камень.

Какого черта?