Между тем Трам и мальчики устремились в темную маленькую каменную арку. ведущую внутрь Холма, и два барсука, стоявшие на часах (Эдмунд смог разглядеть только белые полоски на их щеках), сверкнули зубами и спросили ворчливыми голосами: «Кто идет?»— Трам, — ответил гном. — Веду Верховного Короля Нарнии из далекого прошлого.
Барсуки обнюхали руки мальчиков. «Наконец-то, — сказали они, — наконец-то».
— Дайте нам света, друзья, — попросил Трам. Барсуки достали факел, Питер зажег его и протянул Траму. «Пусть ведет Д.М.Д., — сказал он, — здесь мы не знаем дороги».
Трам взял факел и пошел в темный туннель. Он был холодный, черный, покрытый плесенью и паутиной. Время от времени в свете факела вспархивали летучие мыши. Мальчики (с того самого утра на железнодорожной станции они были все время на открытом воздухе) почувствовали себя как в ловушке или тюрьме.
— Питер, — прошептал Эдмунд, — посмотри на эту резьбу на стенах. Разве она не выглядит старой? Но мы старше, чем она. Когда мы были здесь в последний раз, ее еще не сделали.
— Да, — сказал Питер, — это кого угодно заставит задуматься. Гном шел прямо, затем повернул направо, затем налево. спустился вниз на несколько ступенек, снова пошел налево. Наконец, они увидели впереди свет — свет из-под двери центральной комнаты, и услышали голоса, звучавшие очень сердито. Кто-то говорил так громко, что заглушил звуки их шагов.
— Не издавайте ни звука, — прошептал Трам, — послушаем минуту. — Все трое встали у самой двери.
— Вы все хорошо знаете, — произнес голос («Это король», — шепнул Трам), — почему мы не протрубили в Рог на рассвете. Разве вы забыли, что Мираз напал на нас сразу после ухода Трама и мы сражались не на жизнь, а на смерть больше трех часов. Я протрубил, как только наступила передышка.
— Мне трудно это забыть, — раздался сердитый голос, — ведь мои гномы приняли на себя главный удар, и пал каждый пятый. («Это Никабрик», — объяснил Трам).
— Стыдись, гном, — вступил низкий голос («Боровик», — сказал Трам). — Мы все делали так же много, как гномы, и никто не сделал больше короля.
— Рассказывайте ваши сказки, — ответил Никабрик. — То ли в Рог протрубили слишком поздно, то ли в нем нет магии, но помощь не пришла. Ты — великий грамотей, ты, волшебник, ты, всезнайка, разве не ты советовал возложить наши надежды на Аслана, короля Питера и всех остальных?
— Я должен признать... я не могу отрицать этого... я глубоко огорчен результатами операции, — послышался ответ. («Это должен быть доктор Корнелиус», — шепнул Трам).
— Говоря прямо. — сказал Никабрик, — твой кошель пуст, яйца протухли, рыба не поймана, обещания нарушены. Теперь встань в сторонку и дай делать дело другим. И это потому...
— Помощь придет, — прервал его Боровик. — Я стою за Аслана. Имейте терпение, берите пример со зверей. Помощь придет. Быть может, она уже у дверей.
— Фу! — проворчал Никабрик. — Вы, барсуки, хотите заставить нас ждать до тех пор, пока рак на горе свистнет. Я скажу тебе, что мы не можем ждать. Еда на исходе; в каждой стычке мы теряем больше, чем можем себе позволить; наши сторонники разбегаются.
— А почему? — спросил Боровик. — Я скажу тебе почему. Потому что все шумят о том, что мы позвали короля из старины, и король не ответил. Последние слова Трама перед тем, как он ушел (быть может, навстречу смерти), были: «Если вы будете трубить в Рог, то армии не надо знать, почему вы трубите и на что надеетесь». Но, похоже, что все узнали в тот же вечер.
— Лучше бы ты сунул свое серое рыло в осиное гнездо, чем сказал, что я болтун, — отозвался Никабрик. — возьми свои слова назад, или...
— Остановитесь, вы оба, — сказал король Каспиан, — я хочу знать, что Никабрик предлагает делать. Но перед этим я хочу понять, кто эти двое незнакомцев, которых он привел на наш совет и которые стоят здесь, держа уши открытыми, а рты закрытыми.
— Это мои друзья, — сказал Никабрик. — И сам ты здесь только потому, что ты друг Трама и барсука. А у этого старого глупца в черном одеянии какое право быть здесь, кроме того, что он твой друг? И почему я единственный не могу привести своих друзей?
— Его величество — король, которому ты присягал на верность, — сурово произнес Боровик.
— Придворные манеры, придворные манеры, — проворчал Никабрик, — в этой норе мы можем разговаривать откровенно. Ты знаешь — и он сам знает — что этот тельмаринский мальчик, если мы не поможем ему выбраться из ловушки, в которой он сидит, перестанет быть чьим-либо королем через неделю.
— Возможно, ваши новые друзья, — сказал Корнелиус, — предпочтут говорить сами за себя? Скажите, кто вы, и зачем вы здесь?
— Почтеннейший господин доктор, — произнес тоненький хныкающий голос. — если угодно вашей милости, я только бедная старая женщина и очень обязана их почтеннейшему гномству за дружбу. Его величество, да будет благословенно его прелестное лицо, может не опасаться старой женщины, которая согнулась от ревматизма и не имеет даже пары щепок для очага. Я кой-чего смыслю — не так, конечно, как вы, господин доктор, — в маленьких заклинаниях и ведовстве, и я рада буду использовать их против ваших врагов, с согласия всех присутствующих. Ибо я ненавижу их. О, да. Никто не ненавидит их сильнее меня.
— Это очень интересно и... э-э-э... удовлетворительно, — сказал доктор Корнелиус. — Мне кажется, я понял, кто вы, мадам. Никабрик, возможно, ваш друг, тоже расскажет что-нибудь о себе?
Тусклый серый голос, от которого все существо Питера содрогнулось, ответил: «Я голоден. Меня мучит жажда. Когда я вопьюсь зубами, я не отпущу, пока не умру, и даже после смерти придется вырезать то, что я схватил, из тела моего врага и похоронить вместе со мной. Я могу поститься сто лет и не умереть. Я могу лежать сто ночей на льду и не замерзнуть. Я могу выпить реку крови и не лопнуть. Покажите мне ваших врагов».
— И в присутствии этих двух ты хотел обсуждать свой план? — спросил Каспиан.
— Да, — ответил Никабрик, — с их помощью я хотел осуществить его.
Минуту-другую Трам и мальчики слышали, как Каспиан и двое его друзей говорят приглушенными голосами, но не могли разобрать слов. Затем Каспиан заговорил громко.
— Ну, Никабрик, мы выслушаем твой план.
Пауза была столь длинной, что мальчики удивились, поче му Никабрик не начинает, когда же он начал, то заговорил так тихо, как будто ему самому не слишком нравилось то, что он говорил.
— Все доказывает, — невнятно проговорил он, — что никто из нас не знает правды о древних днях Нарнии. Трам не верил ни в одну из этих историй. Я был готов подвергнуть их испытанию. Мы испробовали сначала Рог и потерпели неудачу. Если есть Верховный Король Питер, и королева Сьюзен, и король Эдмунд, и королева Люси, они либо не услышали нас, либо не смогли прийти, либо они наши враги...
— Или они в пути, — вставил Боровик.
— Ты можешь говорить так до тех пор, пока Мираз не пустит нас всех на корм своим собакам. А я скажу, что мы испробовали одно звено в цепочке старых легенд, и это не принесло нам добра. Отлично. Когда ломаются мечи, вытаскивают кинжалы. Истории, кроме древних королей и королев, рассказывают нам и о других силах. Что, если мы позовем их?
— Если ты имеешь в виду Аслана, — сказал Боровик, — то все равно — позвать его или королей. Они были его слугами. Если он не пошлет их (а я не сомневаюсь, что пошлет), то придет ли он сам?
— Нет. Ты прав в том, — продолжал Никабрик, — что Аслан и короли приходят вместе. Либо Аслан умер, либо он не на нашей стороне. Либо кто-то, более сильный, задерживает его. И если он придет — как мы узнаем, друг ли он нам? По всему, что известно, он не всегда был хорошим другом гномов. И даже не всех зверей. Вспомни волков. И, кроме того, как я слышал, он был в Нарнии только однажды и недолго. Ты можешь исключить Аслана из расчетов, Я думаю кое о ком другом.
Никто не ответил, и в течение нескольких минут было так тихо, что Эдмунд слышал сопение и хриплое дыхание барсука.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил наконец Каспиан.
— Я имею в виду силу, которая, если истории говорят правду, настолько больше Аслана, что держала Нарнию в чарах многие годы.
— Белая Колдунья! — закричали одновременно три голоса, и по шуму Питер догадался, что трое вскочили на ноги.
— Да, — произнес Никабрик медленно и внятно, — я имею в виду Колдунью. Сядьте. И не пугайтесь этого имени как малые дети. Мы хотим силу, и такую силу, которая была бы на нашей стороне. Разве истории не говорят, что Колдунья нанесла поражение Аслану и связала его, и убила на этом самом Камне, который стоит здесь?
— Они также рассказывают, что он снова вернулся к жизни, — сердито сказал барсук.
— Да, так рассказывают, — ответил Никабрик, — но заметь, как мало мы знаем о том, что он делал потом. Он просто исчез из истории. Как это объяснить, если он на самом деле вернулся к жизни? Похоже, что это не так, и что истории молчат о нем, потому что сказать больше нечего.
— Он поставил на царство королей и королев, — возразил Каспиан.
— Король, выигравший великую битву, обычно сам ставит себя на царство, без помощи дрессированных
львов. — заметил Никабрик. В ответ послышалось свирепое рычание, похоже это был Боровик.
— И кроме того, — продолжал Никабрик, — что произошло с королями и их царством? Они тоже исчезли. Другое дело Колдунья. Говорят, она правила сотни лет: сотни лет зимы. Вот это сила, если хотите знать. Это
что-то практическое.
— Но, небо и земля! — воскликнул король. — Разве не знаем мы, что она самый страшный враг? Разве не была она тираном в сто раз худшим, чем Мираз?
— Возможно, — холодно отозвался Никабрик, — возможно, она была врагом вам, людям, если бы кто-нибудь из вас жил в те дни. Возможно, она была врагом зверям. Она, осмелюсь сказать, уничтожала бобров, и теперь их не осталось в Нарнии. Но она всегда была справедлива к нам, гномам. Я гном и стою за собственный народ. Мы не боимся Колдуньи.
— Но вы присоединились к нам, — сказал Боровик.
— Да, и многое сделано моими людьми, если уж на то пошло, — прорычал Никабрик. — Кого посылают в самые опасные места? Гномов. Кому давали меньше всех, когда провизии не хватало? Гномам. Кто?..
— Ложь. Все ложь, — прервал его барсук.
— Если вы не можете помочь моему народу, — голос Никабрика поднялся до крика, — я пойду к тому, кто может!
— Это же открытая измена, гном, — воскликнул король.
— Вложи свой меч назад в ножны, Каспиан, — сказал Никабрик. — Убийство на совете? Так-то ты поступаешь? Не делай глупостей. Ты думаешь, я боюсь тебя? Здесь трое на твоей стороне и трое на моей.
— Тогда вперед, — прорычал Боровик, но его прервал доктор Корнелиус.
— Стоп, стоп, вы слишком торопитесь. Колдунья мертва. Об этом говорится во всех преданиях. Как же Никабрик хочет ее вызвать?
Тогда стальной и ужасный голос, который они уже слышали, произнес: «Она мертва?»
Потом вступил пронзительный хныкающий голос: «Будь благословенно твое сердце; твое дорогое маленькое величество не должно беспокоиться о том, что Белая Госпожа — как мы называем ее — мертва. Почтеннейший господин доктор просто шутит с бедной старой женщиной вроде меня. Сладчайший господин доктор, ученейший господин доктор, кто же это слышал, чтобы Колдуньи действительно умирали? Их всегда можно вернуть назад».
— Позови ее, — раздался стальной голос, — мы готовы. Нарисуй круг. Приготовь голубое пламя.
Барсук заворчал сильнее, Корнелиус вскрикнул, но над всем этим, как гром, раздался голос короля Каспиана.
— Так вот каков твой план, Никабрик! Черная магия и вызов отвратительного привидения! Я вижу, кто твои друзья — ведьма и оборотень!
И тут все смешалось. Послышалось звериное рычание, звон стали. Мальчики и Трам устремились внутрь. Питер краем глаза заметил ужасное, серое, вытянутое в длину создание наполовину человека, наполовину волка, набросившееся на мальчика примерно его возраста. Эдмунд увидел барсука и гнома, которые катались по полу, как дерущиеся кошки. Трам очутился лицом к лицу с ведьмой. Ее нос и подбородок торчали наподобие щипцов для орехов, грязные серые волосы развевались. Она схватила доктора Корнелиуса за горло. Трам взмахнул мечом и ее голова покатилась по полу. Тут светильник был сбит и несколько секунд работали мечи, зубы, когти, кулаки и башмаки. Затем наступило молчание.
— С тобой все в порядке, Эд?
— Я... я думаю, да, — отозвался Эдмунд. — Я поймал этого отвратительного Никабрика, но он еще жив.
— Гири и гирлянды! — раздался сердитый голос. — Это на мне ты сидишь. Слезь. Ты как молодой слон.
— Извини, Д.М.Д., так лучше?
— Ой! Нет! — замычал Трам. — Ты сунул ботинок мне в рот. Убери сейчас же.
— А где король Каспиан? — спросил Питер.
— Я здесь, — произнес слабый голос. — Что-то укусило меня.
Все услышали шум зажигающейся спички. Это был Эдмунд. Слабое пламя осветило его лицо, бледное и грязное. Он двинулся ощупью, нашел свечу (они не могли зажечь лампу, потому что масло вытекло), поставил ее на стол и зажег. Когда пламя разгорелось, все вскочили на ноги. Шесть пар глаз мигали в свете свечи.
— Похоже, что врагов не осталось, — сказал Питер. — Это ведьма, она мертва. (Он быстро отвел глаза). Это Никабрик. тоже мертвый. А это, я думаю, оборотень. Я не видел их давным-давно. Волчья голова и человеческое тело. Это значит, что он стал превращаться из человека в волка, в тот момент, когда его убили. А ты, я думаю, король Каспиан?
— Да, — ответил мальчик, — но я не понимаю кто ты.
— Это Верховный Король Питер, — сказал Трам.
— Я приветствую ваше величество, — воскликнул Каспиан. — Также и твое величество, — отозвался Питер, — ты знаешь, я пришел не для того, чтобы забрать твой трон, но чтобы посадить тебя на него.
— Ваше величество, — раздался голос у локтя Питера. Он повернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с барсуком. Питер наклонился, обнял зверя и поцеловал его в покрытую шерстью голову: это не были девчоночьи штучки, ведь он был Верховным Королем.
— Лучший из барсуков, — произнес он, — ты ни разу не усомнился.
— Это не моя заслуга, ваше величество, — сказал Боровик, — я зверь, а мы не меняемся. Я барсук, что еще больше, и мы крепко держимся за старое.
— Я сожалею о Никабрике, — заметил Каспиан, — хотя он возненавидел меня с первого взгляда. Он озлобился от долгих страданий и преследований. Если бы мы победили быстро, в мирные дни он был бы хорошим гномом. Я не знаю, кто из нас убил его. И я рад этому,
— Ты истекаешь кровью, — ужаснулся Питер.
— Да, меня укусили. Это тот — тот, что вроде волка. Промывание и перевязка раны заняли много времени, и когда все было сделано, Трам сказал: «Ну вот. Хорошо бы теперь слегка позавтракать».
— Но не здесь, — ответил Питер.
— Нет, — Каспиан содрогнулся, — пусть кто-нибудь заберет тела.
— Этот сброд можно кинуть в яму, — скомандовал Питер, — а гнома надо отдать его народу, чтобы они похоронили его по своему обычаю.
Наконец они позавтракали в другой темной комнате Асланова кургана. Это был не тот завтрак, какого им хотелось бы, ибо Каспиан и Корнелиус мечтали о жареной оленине. Питер и Эдмунд о яйцах всмятку и горячем кофе, а было у них только немного холодной медвежатины (из карманов мальчиков), кусок твердого сыра, луковица и кувшин с водой. Но после всего, что произошло, эта еда показалась им лакомством.
13. ВЕРХОВНЫЙ КОРОЛЬ КОМАНДУЕТ
— Теперь, — сказал Питер, когда они кончили есть, — Аслан и девочки (королева Сьюзен и королева Люси, Каспиан) где-то близко. Я не знаю, что он предпримет. Не сомневаюсь, что случится это, когда захочет он, а не мы. Но ему нравится, чтобы мы делали то, что в наших силах. Ты говоришь, Каспиан, что мы недостаточно сильны, чтобы сразиться с Миразом?
— Боюсь, что да, Верховный Король, — ответил Каспиан. Он был очень похож на Питера, но не так хорошо выражал свои мысли. И ему было куда более странно встретиться с великими королями из старых историй, чем им встретиться с ним.
— Хорошо, — решил Питер, — я пошлю ему вызов на единоборство.
Никто даже не подумал об этом раньше.
— Может быть, это буду я? — попросил Каспиан. — Я хочу отомстить за отца.
— Ты ранен, — ответил Питер, — и кроме того, не рассмеется ли он просто-напросто над вызовом от тебя? Я хочу сказать, что мы-то видим, что ты король и воин, но он думает, что ты — ребенок.
— Ваше величество, — сказал барсук, который сидел рядом с Питером и не сводил с него глаз, — примет ли он вызов даже от вас? Он знает, что у него более сильная армия.
— Возможно и не примет, но у нас есть шанс. А даже, если и не примет, мы потратим большую часть дня на обмен герольдами и тому подобное. И Аслан, может быть, сделает что-то. Наконец, я смогу произвести смотр армии и укрепить позиции. Я пошлю вызов. И напишу его сейчас же. У вас есть перо и чернила, господин доктор?
— Ученого без них не бывает, ваше величество. — ответил доктор Корнелиус.
— Отлично, я буду диктовать.
И пока доктор разворачивал пергамент, открывал рог с чернилами и точил перо, Питер откинулся назад с полузакрытыми глазами, восстанавливая в уме тот язык, на котором они писали много лет тому назад в Золотом веке Нарнии.
— Все верно, — прервал он молчание, — давайте, доктор, если вы готовы.
Доктор Корнелиус обмакнул перо в чернила, и Питер продиктовал:
— «Питер, по дару Аслана, по избранию, по праву и по завоеванию Верховный Король над всеми королями в Нарнии, Император Одиноких Островов и Лорд Кэр-Паравела. Рыцарь благороднейшего ордена Льва — Миразу, сыну Каспиана Восьмого, некогда лорду-протектору Нарнии, теперь величающему себя королем Нарнии, приветствие». Вы успеваете?
— Нарнии, запятая, приветствие, — пробормотал доктор. — Да, ваше величество.
— Теперь новый параграф. «Для предотвращения пролития крови и во избежание всех других бедствий, происходящих от войн, начатых в королевстве Нарнии, наше желание — рисковать нашей царственной особой от имени верного нам и возлюбленного Каспиана в честной битве, дабы доказать победой над вашей светлостью, что вышеупомянутый Каспиан — законный король Нарнии под нами и по нашему дару, и по законам тельмаринцев, а ваша светлость дважды виновна: в предательстве и в утаении права владычества над Нарнией вышеупомянутого Каспиана, в кровавом и противоестественном убийстве вашего доброго господина и брата — короля Каспиана, Девятого в этой династии. Поэтому мы охотно побуждаем, предлагаем и бросаем вызов вашей светлости на вышеупомянутую битву и посылаем эти слова через нашего возлюбленного и царственного брата Эдмунда, некогда короля под нами в Нарнии, герцога равнины Фонарного столба, графа Западных болот. Рыцаря ордена Стола, которому мы даем все полномочия определить с вашей светлостью условия вышеупомянутой битвы. Дано в нашем жилище в Аслановом кургане в двенадцатый день месяца Зеленой листвы в первый год правления Каспиана Десятого Нарнийского».
— Это необходимо, — Питер глубоко вздохнул. — Теперь с королем Эдмундом нужно послать двоих. Я думаю, что одним из них должен быть великан.
— Ты знаешь, он... он не слишком умен, — сказал Каспиан.
— Я знаю. Но всякий великан выглядит подавляюще, если только не разговаривает. Это поднимет его настроение. А кто второй?
— По мне, — вставил Трам, — если вы хотите кого-нибудь, кто может убивать взглядом, пошлите Рипичипа.
— Безусловно, по всему, что я слышал, — сказал Питер с улыбкой, — он подошел бы, если бы не был так мал. Они даже не заметят его, пока не подойдут вплотную!
— Пошлите Гленсторма, ваше величество, — предложил Боровик, — никто не станет смеяться над кентавром. Часом позже два знатных лорда из армии Мираза, лорд Глозиль и лорд Сопеспиан, прогуливаясь вдоль своих позиций и ковыряя в зубах после завтрака, увидели, что из леса выходят кентавр и великан Смерчин, с которыми они уже встречались в битве, а между ними кто-то, кого они не могли узнать. Кстати говоря, мальчишки из школы Эдмунда тоже вряд ли узнали бы его, увидев в этот момент: благодаря дыханию Аслана в нем появилась величавость.
— Что происходит? — спросил лорд Глозиль. — Атака?
— Скорее парламентарии, — ответил Сопеспиан. — Смотрите, они машут зелеными ветвями. Похоже, они пришли сдаваться.
— Судя по выражению лица идущего между кентавром и великаном, он не из тех, кто сдается на милость победителя, — сказал Глозиль. — Кто же это может быть? Это не мальчишка Каспиан.
— Нет, конечно, это свирепый воин, я ручаюсь, только откуда он взялся у мятежников? Выглядит он (только на ухо вашей светлости) куда царственней, чем Мираз. А что за кольчуга на нем? Наши кузнецы таких делать не умеют.
— Ставлю своего серого в яблоках коня, что он несет вызов, а не капитуляцию.
— Что же тогда? — спросил Сопеспиан. — Здесь мы держим врага в кулаке. Мираз не так глуп, чтобы упустить преимущество, вступив в единоборство.
— Он должен принять вызов, — Глозиль понизил голос.
— Тише, — сказал Сопеспиан, — отойдем подальше от ушей часовых. Ну вот. Я правильно понял, что ваша светлость имеет в виду?
— Если король примет вызов, — прошептал Глозиль, — он либо убьет, либо будет убит.
— Так, — кивнул головой Сопеспиан.
— И если он убьет, мы выиграем эту войну.
— Конечно. А если нет?
— Ну, если нет, то у нас будет такая же возможность выиграть ее без короля, как и с ним. И нет нужды говорить вашей светлости, что Мираз не такой уж великий военачальник. А потом мы окажемся победителями и без короля.
— Вы имеете в виду, милорд, что вам и мне может быть так же удобно управлять этой страной без короля, как и с ним?
Лицо Глозиля скривилось: «Не забывайте, что мы посадили его на трон. Все годы он наслаждался, а какие плоды получили мы? Как он отблагодарил нас?»
— Ни слова больше, — ответил Сопеспиан, — взгляните, нас зовут к королевскому шатру.
Подойдя, они увидели, что Эдмунд и два его спутника сидят, и их угощают бисквитами и вином. Они доставили
